Часть XXII. Красота

Красота спасет мир.
Достоевский

Всю жизнь меня потрясали таинственные слова Евангелия: “Будьте совершенны, как Отец
ваш Небесный”.

“Будьте прекрасны, будьте всеведущи, будьте свободны и всесильны”, — переводила я
смысл этих таинственных слов, и перед моей душою занималась заря неведомого света,
словно приподнималась завеса, скрывающая тайну будущего.

А между тем две тысячи лет твердили человеку, что он — тлен и прах, что он — сосуд
греха и что само спасение его души возможно только благодаря божественному
милосердию.

Я не знаю ничего патетичнее старенькой крестьянки-бабушки, всю жизнь работавшей не
меньше своей измученной клячи и не имевшей никаких радостей, кроме бездны всяких
забот и горя, когда она, глубоко вздыхая и благоговейно крестясь, молила Царицу
Небесную: спасите ее, грешную, от заслуженной гибели.

Это патетическое настроение легло в основу духовной жизни всего христианского мира,
оно обессилило души людей недоверием к себе, превратило в какую-то мертвую фикцию
идею Бога- Отца, а у потерявших веру интеллигентных слоев общества совсем заглушило
сознание своей божественности.

Но и это — результаты временного заблуждения. Все наше тревожное беспокойство за
судьбу человека прекратится, как неразумный лепет ребенка, когда мы будем больше
знать нашу собственную природу, подойдем к ее незатронутым еще глубинам и начнем
сознательно развивать скрытые в ней возможности.

Помню, как меня много лет назад взволновало письмо, помещенное в одном из наших
ежемесячных журналов, в котором автор в ответ на статью, освещавшую религиозный
вопрос с догматической точки зрения, спрашивал с волнением и душевною мукой: где
искать ключ к евангельским тайнам, как понять призыв Христа к совершенству, как понять
Его обещание “горы сдвигать”, возвращать зрение слепым, слух глухим, здоровье
страждущим?

Он видел в этих словах Христа указание на безграничные возможности внутри самого
человека, на какие-то скрытые в нем силы, которые могут сделать его богоподобным и о
которых мы ровно ничего не знаем.

“Где же скрываются эти силы? Как вызвать их к жизни? Кто укажет нам?” Вопросы эти
были поставлены автором письма с большим огнем, и все письмо было проникнуто
твердой решимостью искать и стучаться до тех пор, пока не раскроется тайна обетования
Божественного Учителя, перед которым все было открыто — и прошедшее, и будущее —
и который не мог обещать неисполнимого.

Меня потрясло это письмо, потому что в нем был громко и определенно поставлен
вопрос о том самом главном во всем учении Христа, что в течение двух тысячелетий
замалчивалось, вольно или невольно, а если и затрагивалось, то на таких туманных
высотах мысли, которые совершенно недоступны в долине жизни, где живут
обыкновенные люди. А ведь слова Христа были сказаны для всех, они всем обещали, что
человек может достигнуть божественного совершенства.

Хотелось бы мне знать, удалось ли автору письма найти ключ к тайне христовых слов?
Возможно, что да, потому что его душа загорелась тем огнем, который заставляет
человека сойти с привычных тропинок мысли, искать новых путей и доходить до конца; и
есть много признаков, что это — не исключительное явление, что уже много человеческих
душ начинает искать тот же ключ.

Судя по этим признакам, мы подходим к новой мировой задаче, к задаче внутреннего
строительства, вызывавшей к себе до сих пор так мало внимания, потому что люди были
слишком поглощены внешним строительством.

Задачу эту можно было бы обозначить тремя словами: раскрытие тайны человека.
Мы уже вырвали много тайн у природы, но нам не удастся постигнуть тайну Бога, пока мы
не овладеем “тайной человека”. Ибо не вне себя, а только внутри себя может человек
познать Бога.

Читатель может спросить: какие же я вижу признаки того, что люди подходят к этой новой
задаче? Виднее всего эти признаки проявляются в искусстве, которое все более и более
стремится передать не то, что вне человека, а то, что внутри него. И еще заметнее это в
том вдохновении и подъеме, который художник вызывает каждый раз, когда ему удается
выразить в звуках или красках ту таинственную, невыразимую для трехмерных понятий
жизнь души, которую все мы носим в себе.

Мы смотрим на картину талантливого художника, которому удалось в прекрасных
воздушных символах выразить глубочайшие переживания своего духа, которым нет
названия на земном языке, и мы испытываем вместе с ним его глубокие и светлые
волнения, переносящие нас на высший план бытия.

Мы слушаем одухотворенную музыку и на время перестаем жить нашим обычным
сознанием во времени и пространстве, мы начинаем жить высшим сознанием, ибо
гармония, созданная такою же человеческой душой, как наша, будит в нас ответные
вибрации и поднимает нас в высшие миры, где кончаются наши земные диссонансы и
начинается непрерывная гармония.

В такие минуты в нас проявляются силы, которые в обыденное время спят. Искусство
будит их, потому что лишь оно одно способно выразить красоту духа, а ничто не действует
так сильно на нашу душу, как напоминание об этой красоте. Мы так долго жили
сознанием только на одном физическом плане и так привыкли к его шумным и резким
вибрациям, что, когда нам удается подняться на высоту, где раскрывается вся тонкая
красота нашей духовной природы, нас потрясает внезапное прикосновение к ней.

Прошлой зимою мне пришлось быть на лекции- концерте пианиста Шора. Концерт
давался в провинциальном городе; зал был переполнен. Лектор говорил о том, как
создавалась музыка, как она прежде всего служила для выражения религиозного чувства
людей, он говорил о судьбе русской музыки и об ее особенностях, затем знакомил
аудиторию с характером музыки Чайковского, демонстрируя ее при помощи туманных
картин, рояля и пения. Все это было очень интересно, но всеобщий подъем и
напряженное внимание начались тогда, когда лектор заговорил о душе русского народа.
Он говорил, что душа народа, создавшая такую музыку, как наша, музыку, в которой
соединились глубина и одухотворенность, необъятная широта настроения и тонкая
отзывчивость, — такая душа таит в себе великие духовные возможности. Она создаст
своих Бетховенов и своих Моцартов, но еще более могучих и прекрасных. На это ей дают
право ее страдания и ее размеры.

Но что такое народная душа? Где она?

Эта душа — мы сами, наш собственный дух, и, если мы хотим, чтобы душа нашего народа
создала высокую красоту, мы должны растить красоту в себе самих, мы должны очищать
наш внутренний мир, сознательно оберегать его от дурных вторжений, строить его по
линиям той чистой красоты, которая раскрывается перед нами, когда мы перестаем
подчиняться велениям нашей низшей природы и начинаем слышать голос нашего
Высшего Я.

Я могу не точно передать слова лектора, но смысл их был именно такой. Смысл этот и был
той электрической искрой, которая зажгла всех присутствовавших; когда мы расходились,
чувствовалось совершенно необычайное настроение, словно произошло какое-то важное
и радостное событие. А произошло только то, что людям напомнили, что они могут быть
прекрасными.

Мы так привыкли, что все призывы обращены к нашему интеллекту и лишь изредка — к
нашим чувствам, и так необычен для нас призыв к вечной красоте нашего духа, а тем
более — твердо высказанная вера в эту красоту, что это для нас — такие “неведомые
звуки”, какие когда-то потрясали наших далеких предков, правивших кровавые тризны,
когда они впервые услышали проповедь всепрощающей любви и кроткого милосердия.
Во время лекции-концерта Шора можно было ясно видеть по загоревшимся глазам и
просветленным лицам, что “неведомые звуки” падают не на бесплодную почву, а на
вспаханную ниву.

Такое же впечатление можно было вынести и из другого общественного собрания, на
котором демонстрировалась, хотя и совершенно иначе, по существу все та же скрытая
красота человека. Я говорю о вечере в петербургском Михайловском театре, на котором
столичная публика знакомилась с чрезвычайно интересным явлением, носящим
скромное название ритмической гимнастики.

Жак Далькроз, изобретатель этой новой области искусства, показал в наглядных
примерах, что гармония живет в душе каждого человека; нужно только разбудить ее и
перевести из скрытого состояния в явное.

Вызванное посредством музыки чувство гармонии выражается у учеников Далькроза
необыкновенной красотою движений: легкость, грация, благородство и свобода этих
движений заставляла мечтать, что на сцену Михайловского театра спустился греческий
Олимп, и не простые смертные, а молодые боги двигаются под ритм музыки — то легкие,
как духи природы, то величественные, как пророки, то нежные и мечтательные, то
суровые, как древние воины.

А между тем ученики Далькроза — простые работники и работницы из Hellerau вблизи
Дрездена, где он основал свой “Институт ритмической гимнастики”. Немудрено, что
зрители, привыкшие смотреть на себя как на “продукт наследственности и среды”,
должны были невольно задуматься: откуда эта неожиданная красота? Как объяснить эту
грацию, это достоинство и высокую одухотворенность в движениях обыкновенных
людей?

И, что самое главное, эта гармония и красота — не результат искусственной тренировки,
какая бывает в хореографических школах, где совершенство движений у танцующих
достигается путем упорного и часто мучительного труда. Все присутствовавшие при
занятиях Далькроза говорят о чувстве удовлетворения и радости, которое испытывают его
ученики.

Рассказывают, что пожилые люди, сбегающиеся толпами, чтобы посмотреть на
упражнения в “Институте” Далькроза горюют, что им уже поздно учиться и не придется
испытать тех радостей, какими пользуется их молодежь.

Это чувство радости есть ясное указание на то, что Далькроз напал на путь прямого
воздействия на высшую природу человека, на его дух, или его Высшее Я, как называет
более тонкая восточная психология внутренний центр человека.

Музыкальная гармония — принадлежность высшего, духовного плана, а не нашего
физического плана; там нет диссонансов, а следовательно, нет и страданий, там царит
гармония и ее спутница — радость. Наше Высшее Я живет, или вибрирует — что одно и то
же — по законам этого высшего плана (или духовного мира, как принято называть на
Западе); ему свойственна та же гармония, и это хорошо знают все гении, мистики и
великие художники, которые тем и отличаются от обыкновенных людей, что они приходят
в прямое соприкосновение с этим высшим планом бытия; но и обыкновенные люди
приходят с ним в соприкосновение, когда музыкальная гармония заставляет вибрировать
их Высшее Я.

Подобное действует на подобное: под влиянием однородных вибраций человеческий дух
пробуждается и овладевает своим орудием — земным сознанием, в котором в эти
минуты слияния с его высшей природой погасают все резкие, земные шумы и возникают
отзвуки неземной красоты невидимого духовного мира.

Этого и достигает Далькроз: он будит высшую природу своих учеников, которая
заставляет тело двигаться по законам собственной гармонии; отсюда — красота
движений и красота настроения, которую мы называем радостью.

Такую же радость мне приходилось наблюдать на уроках музыки А.В.Унковской, так же,
как Даль кроз, умеющей будить дух своих учеников и так же пролегающую новые пути
для искусства своей “цвето-звуковой методикой” обучения детей музыке.

Такая радость будет частой гостьей в школах будущего, когда педагоги узнают истинную
природу человека и начнут действовать не вопреки ее законам, как они действуют теперь,
а в согласии с этими законами.

Все такие явления, как обращенная к Высшему Я лекция-концерт Шора, как будящие
интуицию цвето-звуки Унковской, как раскрывающая красоту человека ритмическая
гимнастика Далькроза, все это — приближение к той грани между видимым физическим
миром и миром невидимым, которая становится с каждым днем все прозрачнее и
тоньше.

Еще несколько таких наглядных уроков — и передовая волна человечества вступит в
новую эру; в этом недалеком будущем форма будет признаваться орудием духа, а новая
общественная этика потребует от человека, чтобы он подчинял свое творчество велениям
духа, а не требованиям эгоистических инстинктов своей низшей природы.

Прелюдией к этому новому акту человеческой драмы будет пробужденная вера в красоту
человека, в беспредельные возможности его эволюции, в божественные свойства его
бессмертного духа.

Воистину, красота спасет мир.

1913 г.

СОДЕРЖАНИЕ:

От редакции
Введение
Часть І. Мировоззрение Востока и Запада
Часть II. Материализм и идеализм
Часть III. Единство человечества
Часть IV. Идеалы Востока и Запада
Часть V. Путь Выступления и Путь Возврата
Часть VI. Необходимость внутренней культуры
Часть VII. Психология русской души
Часть VIII. Страдание
Часть IX. Вибрации мысли
Часть X. Значение земной жизни для эволюции человека
Часть XI. Влияние космических вибраций
Часть XII. Круговорот жизни
Часть XIII. Эволюция человека
Часть XIV. Совершенствуется ли нравственность?
Часть XV. Внутренний смысл разделения людей на сословия
Часть XVI. Отношение к животным
Часть XVII. Болезни
Часть XVIII. Аскетизм
Часть XIX. Аскетизм монаха и аскетизм оккультиста
Часть XX. Аскетизм йога
Часть XXI. Радость
Часть XXII. Красота
Часть XXIII. Труд
Часть XXIV. Характер труда в будущем
Часть XXV. Самоубийство
Часть XXVI. Любовь между мужчиной и женщиной
Часть XXVII. Человек — малая Вселенная
Часть XXVIII. Исторический процесс
Часть XXIX. Новый Завет: ответственность за наши мысли и чувства
Часть XXX. “Вихрь Бытия”
Часть XXXI. Русская революция
Часть XXXII. Мировая катастрофа
Послесловие