Олимпийский стадион, Канада.

ДОМОЙ

2 августа

“Судовое время – 8 часов 25 минут. От Монреаля 12 миль, до Ленинграда – 4321 мили, температура воздуха +13, воды +16, волнение на море – 2 балла. Через 80 минут будем проходить Квебек”, – трансляция по радио. И я жду, когда на берегу появится дворец, так мне понравившийся. Вот появились уже стены замка, флаг канадский на самом мысу. Сколько же там часовен? И людей может жить? Целый город, наверное. Под зеленой крышей с темными сводами, обведенными белыми-белыми оконцами, он раскрывается нам навстречу то одной, то другой своей стороной. И всюду купола церквей. Вознесенные высоко вверх, они отливают на солнце серебром и обращены к нам лицом – крестами.

-​ Что тебе больше всего понравилось или произвело впечатление в Монреале? – Гена  обращается ко мне.

-​ Трудно сейчас ответить. Нужно все это оставить и будущее покажет…

-​ Нет, ну все-таки…

-​ Не знаю…

Да, трудно, конечно, сказать. Вот, например, вчера, когда в Нотр-Даме играл орган, я вдруг поняла, что на выставке в Экспо больше всего вошло в меня или, вернее, осталось в душе, – когда я вошла в маленький домик в Нидерландах, имитация церкви, крещение младенца, пастор, все так реально – и музыка, и плач ребенка. Я тогда еще не поняла, что этот миг во мне навсегда, и вот в Нотр-Даме это стало ясно.

Или, может быть, шелест полотнищ олимпийских флагов на ветру на фоне чистого голубого неба, и я лежу на траве. Открою глаза – разноцветные полотнища реют в облаках набежавших. Это было в первый день открытия Олимпийских игр. Или, может быть, в первый вечер мы пошли на площадь, где собирается молодежь. До меня доносятся звуки музыки с разных сторон, мимо меня проходят толпы, но я слушаю тишину и, словно совсем одна, зачарованно смотрю на памятник высоко над площадью, на его контуры.

Я видела огни  вокруг стен, в руках людей, красный отсвет рекламы на крыше соседнего дома. И развивающиеся пустые длинные рукава манекенов, словно приготовившихся ступить на площадь с самых верхних окон.

Или, может быть, ночью в Монреале, я взглянула в иллюминатор каюты и долго смотрела на игру воды, переливающейся в свете огней.

Или, может быть, в последний вечер отражения реклам на мокром от дождя асфальте. Блестки красок под ногами и бесконечные огни машин, неслышно идущих по асфальту плотным рядом.

А, может быть, миг отхода корабля из Монреаля? Грустно, и ожидание чего-то нового. Мне казалось тогда, что небо плывет за нами, провожает, защищает, и земля канадская тоже, и огоньки на берегу, и плывущее небо, и земля – все так гармонировало и было согласно. С чем? С нашим отъездом? Но ведь это отъезд. И это навсегда.  Кто знает?

Я помню ощущение напряжения во рту от вынужденного молчания, от чужого языка, от того, что ты – чужой, и потом, когда вдруг оно исчезло, то напряжение. Нет, ты по-прежнему молчал, но напряжения не было. Тебе стали эти люди ближе. Кто знает?

20 часов. Сумерки. Только что зашло солнце. И небо на горизонте еще полно чистого золотистого цвета. Темнота моря с каждой минутой еще больше подчеркивает золото неба там, на горизонте. Ритмом движения все полно, мне больно от этой красоты.

3​ августа

Приподняла голову с подушки, посмотрела в иллюминатор и ахнула – пространство раздвинулось, бесконечная даль моря и… зарница. Улыбнулась, закрыла глаза, не знаю, когда снова взглянула, посмотрела, и душа восторгом наполнилась – алое небо и солнце, огромное, во весь иллюминатор поднялось.

4 ​августа

“Температура воды +13, воздуха +15. Волнение 2 балла. Глубина 100 м. От Монреаля 916 миль”. “Последний раз предоставляется возможность увидеть американский континент – по правому борту остров…” – сообщение по трансляции.

Небольшая стайка китов пускает фонтанчики. Ныряет. – Ну-у, махина! Ох, и здоровенные! – то и дело раздается. А вода цвета изумруда без конца и без края. Искрятся, мерцают от яркого солнца мириады океанских звезд.

5 августа

5 часов утра. А на палубе полно народу. Спят в шезлонгах, стоят, завернувшись в одеяла.

-​ Вон видите, где корабль, ох и рыбы там плавало…

-​ А вы что, видели?

-​ Да.

-​ А вы что, давно, что ли, тут стоите?

-​ С вечера…

-​ ?! А почему?

-​ Хочу представить, как это в одиночку в океане. Загнулся бы давно уже. Бочку нашли, а больше ничего не нашли.

-​ Как… нашли? А кого ищут?

-​ Так вчера еще SOS получили. Самолет разбился. Никогда не думал, что в океане трудно что-нибудь найти. Вроде водичка такая милая, такая красивая. А ночью здесь прожектором освещали кругом. Да где там – разве услышишь. Вроде говорят (вон внизу с биноклями стоят, видите) шторм там 7-8 баллов. Вот и верь теперь этим спасательным поясам. И фонарь горит, и все. Будет плавать в трех милях и не увидят за волной.

А впереди дельфины. Штук пять или шесть. В едином ритме вынырнули из воды и к нам навстречу. Снова пролетели над водой, видно, как уходят в глубину. Снова взвились вверх и исчезли.

-​Да-а, в общем-то ночку пробыть в воде, я не завидую… Нет, не зря все-таки Айвазовский море рисовал. Вот, смотрите, вон там свет, а сколько оттенков…”

На горизонте по курсу показался корабль, и через несколько минут наш делает глубокий разворот.

Идем почти назад. Четко виден на воде круговой след разворота. И вот опять разворот. Идем серпантином. Сегодня утром вместо обычного сообщения о погоде и оставшихся милях:  “всем пассажирам, имеющим бинокли, просьба принести их в бюро информации”. Медленно, медленно идет наш теплоход, будто ощупью. Разворот, еще один, и след веером. По радио всем: “вести наблюдение на 360°”. Глаза всех прикованы к воде. Низко летит канадский самолет. Он сбрасывает красный радиобуй. С корабля спускают шлюпку и доставляют его на теплоход. И только в шесть часов вечера мы взяли курс на восток.

Валентин с Сургутской ГЭС: “Ты понимаешь, я там с первой забитой сваи, а сейчас там, ты не представляешь, уже пущена первая очередь ГРЭС”. В Монреаль он с десятью товарищами летел самолетом через Вену и Рим, где их никто не ждал, не встречал, не знал, без знания языка и копейки денег. “Какое самое сильное впечатление?”- спрашиваю. – О, я думаю, Ниагара.

6 августа

“Судовое время 8 часов. Температура воздуха +17, воды +20. Глубина 4100 м”.

– Какие твои впечатления, поделись – обращаюсь к Славику (из-под Саратова).

– “Трудно. Вот когда подъезжали, может быть. Дома мне понравились, магазины, много машин, совсем не таких как у нас. Все это как-то произвело впечатление. Заходили в квартиру. Он работает в типографии, получает 700 долларов в месяц, за квартиру платят 200 дол. Шесть изолированных комнат. Она не работает. Двое детей. Обстановка в квартире – сказка… А вот стадионные сооружения мне вообще-то не очень понравились, давит как-то. Сам стадион – да.

Я спросил, что делает молодежь? Веселится – ответили. Здесь каждый сам по себе. Вот он имеет лавочку, магазин рядом, там все, что хочешь, и больше он никуда. Незачем”. Улицы там всякие, секс – он с интересом от нас узнает. Продожает: “Престарелые – для них дома специальные. Если он работал, ему 40 дол. в месяц выдают на руки, кроме того. Пособие по безработице 150 долларов в месяц. Лучше всех врачи зарабатывают – до 100 тыс. долларов. Неограниченная частная практика. Я в Торонто зашел в магазин – я ведь языка не знаю. Она мне говорит что-то. Русский я, русский, твержу им. Они опять чего-то. Уж выхожу, она меня догоняет, платок сует, на кольцо показывает, жене, мол, я так понял…”

И еще одно интервью:

– “Вот, мол, Канада, Америка, Олимпийские игры, техника. А тут… Воды простой нигде нет; везде кока-кола. И уж больно много у них бастуют. Метро останавливали. Думаешь, почему 50 центов стоит? Они забастовали, им зарплату накинули и билет тоже. С ума сошли на хоккее… Покупают и содержат территорию городскую очень хорошо… Студенты учатся с сентября по апрель. Они твердо убеждены, что приедут к нам на стажировку. Еще на втором курсе учатся, а они уже едут… На всех соревнованиях болеют против нас. Даже соцстраны. Канадские десятиборцы интервью давали, у нас, мол, спортсмены свободны, чем хотят, тем и занимаются. Потому нам против коммунистов трудно, у них все запланировано, чем кому заниматься…”

И еще одно:

“Весь город серый. Все просто. Организация хорошая. Ровное начало. Как объявлено. Вся обслуживавшая публика на своих местах. Каждый в форменом красивом костюме. Табло рабочее великолепное. Акустика хорошая. Процесс сообщения начинается мелодией. Едешь – во всех спортивных комплексах флаги. Потом реакция зрителя на победителей – неважно кто. Объективность зрителя. Алексееву устроили овацию. Жалкая кучка с флагами “Свободная Украина”. Гостеприимство к нам. За значки пропускали. Канадцы хорошо относятся. Очень приветливы. На конных соревнованиях активность зрителей, сидят на пригорках. Ни единой бутылки на стадионах”.

А вечером – демонстрация любительских фильмов. Еще одно имя – Владимир Медведев. Он начал показ своих фильмов такими словами: “О жизни говорить трудно – высокие слова и пр. Но просто жизнь у каждого своя, и она кончается. А жизнь идет. Каждый должен совершить что-то яркое в жизни, достойное человека”. И что, думаю, трепется. Но я не знала тогда еще, что такое его фильмы. Их было три “Творчество есть творчество”, “Мелодия старого трамвая” и “Нам дана жизнь”. Вчера еще это был парень как все. Сидел рядом, попросил подержать книгу, а сегодня… Во всех фильмах – любовь к людям, открытие человеком самого себя. “Чудеса можно делать своими руками”, – вспоминаю я слова А. Грина. Спасибо!

7 августа

6 утра. Солнце встает прямо по курсу теплохода. Краски утра. Сколько в них спокойствия, сколько добра и внутреннего света. В это чудное утро и должно быть что-то чудесное. Ну, конечно же – впереди как-то необычно всплескивается стая дельфинов. Вот они почти одновременно совершили плавный взлет, еще один, еще…

Подхожу к Володе, что вчера показывал фильмы. Он рассказывает о планах: “Хочу сделать фильм о развитии характера человека… Хочу создать кинотеатр наподобие театра “Совеременник”… Проблема музыки в фильме. Поль Мориа – как хочу с ним встретиться! Хотелось бы узнать, откуда истоки такого духовного понимания? 27-ой-концерт Моцарта, сама по себе божественная музыка, но в аранжировке Поля Мориа – это чудо. Я думаю, Моцарт был бы согласен… О Канаде мне бы хотелось фильм не иллюстративный и не об Олимпийских играх (хотя материала на тот и другой фильм достаточно), а о Родине. Это такое емкое понятие… Если бы удалось объединить физическую и духовную красоту сближения в теме о любви. Найти гармонию. Мне хотелось бы показать это. Я смотрел секс – и здесь, и в других странах, в общем это ведь правильно, это же тоже радости. Но без духовной близости становится противоположностью. А в общем, это ведь красота, красота тела, физической близости, нам этого не хватает. Мы еще не привыкли. И как воспримут еще… И ведь как быстро идет время. Мне уже 30, а я еще ничего не успел…”

Вечер. Сумерки. Отсветы заката розовые на горизонте. А впереди ровная темная гладь океана и луна, почти полнолуние. Ничто не шелохнется. Только стук мотора, да всплеск волн, разрезаемых винтом теплохода. А вот и лунная дорога пролегла к ногам. Когда она уходит от моих ног и нигде не кончается, нигде – о, это особое чувство!

*​*​*

Интересно, если плыть по этой лунной дороге, то куда приплывешь? Та-а-ак. Если впереди восток, то лунный путь приведет в Африку, что ли? Ну конечно, в Африку. А в другую сторону, это куда же, в Гренландию что ли? А позади – Америка! Нет, надо хорошо себе уяснить, что это не Обское и даже не Черное море и что понятия Африка, Гренландия, Америка столь же осязаемы, как, скажем, дома – Чомы или Завьялово.

“Вот видите, качает теплоход; переваливается он с боку на бок – то дыхание океана…”

8 августа

6 утра. – Милостивый-то океан, а? Так идти – редкость большая, – дежурный убирает палубу, – я смотрел сводку за вчерашний день, так здесь было шесть баллов…

16 часов. Тепло, и спокоен океан. Но солнца нет. Сплошная завеса облаков. Я на носу корабля. Теплый ветерок треплет волосы, обдувает ноги. Я хочу представить себя в пространстве, не на карте. Реально понять, что нахожусь в центре Атлантики.

Но как? Налево пойдешь – коня потеряешь, Африку найдешь, направо – … может быть, так? Капитану ведомо чувство реальности. Океан – это не просто вода, по которой идем. Это жизнь, способная нас уничтожить. И он знает его причуды. И берег если, то это не просто красивый, а тот, у которого могут быть ловушки, надо чуть ближе к Швеции, подальше от Дании. Ну а мне? Как реальность эту понять, а? Даже Ниагарские водопады я вспоминаю, представив сначала географическую карту и себя на ней, а потом уже их вид.

Брось ерундой заниматься! Видишь, чайка летит? Слово тебе даю, что это над Атлантическим океаном. На горизонте впереди облака, так мы идем к Англии, к Ан-гли-и. Ясно? И видишь, чистят матросы шлюпки? И волны позади? И корабль, словно нехотя, переваливается сбоку набок. Видишь? Запомни – это в Атлантике. И если ты сегодня полдня просидела в баре, а потом целовалась – так это тоже над Атлантическим океаном…

9 августа

Ты когда-нибудь видел, как светится облако изнутри, а? Нет, не то белое и легкое, которое все пропускает и золотится, а темное, заслонившее солнце красивым очертанием воина во весь рост? Мне удалось заглянуть только за самый краешек. Будто из воды сплошной причудливой стенкой поднимаются от горизонта пока еще белые облачка. Они растут и заслоняют краски неба, но я-то знаю, что они есть, эти краски, нужно только слегка отодвинуть эти облака или отвернуть их.

Руководитель наших артистов на вопрос – как Вам путешествие?

– ” Да что там, мы мало что видели. Все с концертами. Монреаль мне мало понравился. Город какой-то грязноватый. Не сравнить с Оттавой. Там живут богачи. Вообще все эти экскурсии – познакомить с жизнью богачей. В Торонто мне понравилось. Университет какой, а? 40 тыс. студентов. 13 факультетов. Всюду чистота такая, порядок. Выступали мы там. Встречались с бывшими эмигрантами. Сильное впечатление. Некоторые хотели бы вернуться. Интересуются, спрашивают, как на самом деле в России. Так хорошо встречали. Или вот в Олимпийскую деревню ездили. Кордон там такой. Часа полтора проходили. Тоже разговаривали с эмигрантами. Там много у входа народу, встречаются, значками обмениваются. В доме-то самом не были. Площадка эстрадная на каком-то месте болотном. Обычно народу мало бывает, нас предупредили. Ох, если бы вы видели! Через два выступления – полно народу. Не так, чтоб все занято. Мест там четыреста, может быть. Все приходили спортсмены – и японцы, и африканцы все вместе. Хорошо принимали… В Монреале, что ж, магазины на Святом Лаврентии (А-а, Яшкин-стрит, да?). Там ведь все бывшие эмигранты – украинцы, евреи, Ох, насмотрелся я на эти магазины…

У Перова в последний день окно выбили – Хай живе Свободная Украина! – повесили. На соревнованиях я мало был. Но вот игра волейболистов наших с поляками, финал, – вот это да! По-моему, ни одного равнодушного в зале. Наших человек сто, наверное. Старались перекричать 16 тысяч, да-а. А вот на стадионе большом Олимпийском мне не понравилось. Хорошо, что ж, хоть все едем домой. Что там говорить… Все до единого.”

Валера: “Чувство Родины, говоришь? Я вот тебе скажу, это когда мы подходили к Квебеку, озаренному огнями, все мы высыпали на палубу. И вдруг высвеченный высоко над берегом флаг Советского Союза и гимн несется по Святому Лаврентию. И вот тогда что-то заныло внутри…”

*​*​*

Темная ночь. Полнолуние. От морской пыли губы всегда соленые, да и руки тоже. Стою на носу. Вокруг – ни души. И вдруг голос: “Летучего голландца ждешь, я знаю. Подожди, я сейчас сбегаю, у меня коньки есть. Лунные. Прямо вот по этой дороге ему навстречу…” Это Стас. “Хорошо, давай скорее, я подожду…”

*​*​*

Ты знаешь, о чем поет ветер в ушах, когда ты подставляешь ему все лицо? О чем поет ветер в ушах, когда корабль будто скользит по глади океана? О чем поет ветер в ушах, когда руки протянешь к лунной дороге через океан?

10 августа

Судно вошло в Ла-Манш.

“Самое сильное впечатление? Да нету их у меня. Разве что Ниагарские водопады. Солнце было и такие краски. Он весь переливался. Но вот что меня поразило – это невежество. Я у одного спрашиваю, как называется этот городок по ту сторону в США. А он, нет, не знаю. У канадки, понимаете, у канадки спрашиваю, как называется вот этот канадский поселок, она говорит, не знаю, вот надо спросить. Потом у другого спрашиваю, откуда течет Ниагара? Нет, не знаю. Хотите я вам расскажу? Немая сцена, как у гоголевского ревизора. Торонто понравился. Очень сказочный город. Восемь часов мы по нему бродили. Какие дома, церквушки, какие парки, а? А реклама? И всюду ухоженность. Не то, что в Монреале. А небоскреб там из сплошного стекла, видели? Ни единого перекрытия…”

“Дороги, машины, газоны, – это произвело одно из самых сильных впечатлений, – Толик из Сегежи, – а еще вежливость. Спокойность людей”.

11 августа

Смотрю на “уэза  рипот” (сообщение о погоде) и улыбаюсь:

9 августа глубина 4100 м.

10 августа глубина 150 м.

11 августа глубина 45 м.

И до Ленинграда всего лишь 795 миль.

12​ августа

Море так спокойно, что не чувствуется даже обычной ряби. “Я сорок лет плаваю, но такого Северного моря еще не видел, – дежурный, – вам удивительно повезло”. 5 часов утра. Постепенно, минута за минутой, словно сказочное царство поднимается из воды. Золотятся тучи, в золотой окантовке уже я самый низкий плотный слой их, что прячет солнце. Но вот уже очень скоро они его выпустят в чистое небо – залогом тому эта сказка, с моря встающая.

А что это за плавучие дома к нам спешат навстречу? Нет, это мне показалось, это огромный белый корабль – Давид какой-то написано. На палубе ни души, даже помахать некому. Рассыпано множество маленьких баркасов. – 29 я пока насчитала – в поле зрения.

Совсем близко полоска Швеции. Сопки, покрытые зеленью, ярусами небольшие домики с крышами кирпичного цвета. Все это вместе удивительно напоминает белые грибы в лесу, где ножки – дома, а шапки – их крыши.

*​*​*

Барк Крузенштерн. Самые высокие мачты в мире. Долго шел он перед нами, постепенно мы нагоняли его, и вот он медленно удаляется от нас, от меня. Словно прошло, промелькнуло детство. Но его не удержать. Прощай, и…. взять тебя… не могу.

14 августа

Ну вот, завтра утром – Ленинград.

23 часа.

Музыкальный салон. Последняя ночь на теплоходе. Музыка, танцы.

“Можно вас, –  решительно преграждает дорогу – позавчера вы подарили мне и моим товарищам вечер. Читать Экзюпери – это не то, что читать Пушкина или Лермонтова, ведь здесь надо говорить с Маленьким Принцем… Спасибо – хочу сказать вам… Вы помните, он сказал, что человеческое общение – это самая большая роскошь. По-грузински это звучит так… Я вышлю вам книгу, свой экземпляр, первый, вышедший у нас на грузинском языке…”

“Как пусто кругом, как надоели мне бездарность, пустые улыбки. Я потом для себя решил – нет, мы не имеем права не встретиться, не поговорить”.

К нам подходят его друзья. Он обращается к одному из них: “Ты узнаешь ее, а? Ты узнаешь, кто она?”

“Да”.

“Да, ты прав, это она. Принеси нам, а?”

И тот приносит четверть стакана водки и два глиняных бокала с грузинским орнаментом…

“Друзья моя! Я предлагаю тост за нее и Красоту. Вы видите эти бокалы. Здесь выжжены слова Шота Руставели “все отдай, прежде чем что-нибудь получишь”…

Стакан идет по кругу. Пригубляется каждым. Но перед этим согласно грузинскому обычаю, каждый произносит тост.

Он берет в руки стакан: “Мы все не видим многого. Сколько красоты нами не увидено. Мы смотрим и не видим, как будто вовсе и не мы были. За Красоту, которая была, но к которой мы были слепы… За розы, что цвели без нас, для нас… Мне нравятся люди простые, которые, может быть, никогда и не слышали ни об Экзюпери, ни о Бахе, ни о Полиашвили. Это мастера, видящие красоту в обычных предметах. Они не рассуждают о красоте, они ее творят…”

“Вы уходите? Прошу Вас…”

***

P.S.

Эта книга  написана и увидена глазами  человека, заглянувшего через Железный Занавес. То было время, когда никому, никуда и казалось никогда нельзя будет увидеть как живут люди за пределами нашей страны.

В этой книге я задавала один и тот же вопрос многим, кто был рядом со мной. Вопрос этот  – какое самое сильное впечатление от поездки в Канаду, что поразило. Настало время задать этот вопрос самой себе.

Я только что сошла с трапа теплохода и вступила на родную землю.

Сижу  на скамейке возле Казанского собора. Жадно вглядываюсь в лица прохожих. Невеселые, неулыбчивые. Женщины с тяжелыми сумками… Все спешат. Я смотрю и смотрю на проходящих мимо меня озабоченных угрюмых людей. Глаза, опущенные долу… Сострадание к ним,  жалость к себе.

Такая тоска на сердце…

Не выдержала – разрыдалась…

То, что я увидела, и было самым сильным впечатлением от моей поездки в Канаду.

Автор:  Андросова Л.А.

***

СОДЕРЖАНИЕ:

- В пути
- Канада
- Домой