Вот и наступил 2025 год. Праздники закончились, начались трудовые будни. А их в Новом году, как и в следующих, будет очень много. И будет много интересных, даже можно сказать – эпохальных, событий. И очень верно Захар Прилепин в большом интервью «БИЗНЕС Online» от 12.01.2025 г. говорит о том, что нас не простят, нас не отпустят. Да и мы уже никуда не уйдём! 

Социализм шагает по планете! Коммунизм неизбежен! Добро победит, а зло исчезнет.

 ***

(нтервью размещено с некоторыми сокращениями)

 «Проамериканская культурная элита сидит везде и, как ни крути, правит бал»

— Что нас может уберечь от перехода последней черты?

— От перехода последней черты нас может уберечь система самосохранения западных элит…

Но само по себе нас не должно оставлять знание, даже не ощущение, а знание, что люди и в США, и в Европе, и все политические элиты хотят жить… Да, они хотят унизить Россию, хотят максимально ее ослабить, действуют на всех фронтах одновременно, проверяют, что мы еще способны стерпеть… Да, они профессионалы торговли, они смотрят на наши реакции, они это умеют. Нам надо научиться выстраивать свои правила. Главная ошибка, что мы играем по их правилам и апеллируем к их правилам.

Надо свои создать, распространить на половину планеты, а их правила научиться игнорировать. Мы, понимаете, говорим на их дурацком языке. Но там сама возможность обмана уже в языке заложена. Во всех этих «правах человека», «демократии» и прочей галиматье. Надо забыть этот язык, это чужая знаковая система, единственный смысл которой — ограбить дурака, который играет этими краплеными картами…

— Однако у нас периодически звучат опасения, что, разворачиваясь на Восток, глобальный Юг, в сторону БРИКС, мы столкнемся с новыми угрозами. Потому что есть противоречия, у всех этих стран свои интересы.

— Противоречия всегда были, но это означает, что в эту игру не надо играть. Противоречия были и в XVII, и в XIX веке. Тем не менее, Россия ширилась, стала самой большой страной на планете, выстраивала взаимоотношения и с соседями, и с дальними государствами. Судя по тому, как пересобирается БРИКС, как Россия начинает выстраивать новую мировую конфигурацию, люди на разных континентах думают о нас в целом хорошо. Особенно в странах глобального Юга.

Все наши межнациональные проблемы, которые у нас были прежде, мы, так или иначе, разрешали. С Китаем доходило до прямого конфликта, между прочим. С Индией тоже все было непросто. В Африке мы куда-то приходили, потом уходили, делали то удачные революции, то неудачные. Но по итогам выяснилось, что весь XX век мы провели нормально. Монголия, Вьетнам, Китай, Северная Корея, половина Африки, половина Латинской Америки — все готовы с нами работать. Это потому, что мы в XX веке верно выстроили с ними отношения. Советские вожди крепко заложили эту базу, мы ей пользуемся…

Мы обязаны иметь друзей. Если Украину поддерживает и спонсирует 54 страны, мы должны иметь свои 54 страны в числе товарищей.

Надо выстраивать новый международный контекст. Мы 33 года отворачивались от этой задачи, у нас не получилось прожить без друзей, пришлось возвращаться и стучаться в те двери, которые мы сами заперли в 1991-м. Хорошо, что нам открыли с той стороны. И мы сказали: «Здравствуйте, товарищи корейцы, монголы, китайцы и прочие, помогите нам, пожалуйста, оружием, причалом для подводной лодки, разведданными». И они стали помогать нам снова…

Наши элиты этого не хотели, может быть, даже Путин этого не хотел, но жизнь нас заставила. Противоречия придется преодолевать. Но надо учитывать, что все эти цветные мировые игроки абсолютной ненавистью ненавидят Америку, потому что она столько раз их кидала, потому что она жрет людей, жрет суверенитеты, жрет чужие интересы, она этим питается…

Америка нам всерьез несимпатична, и всему миру она все более несимпатична.

А зачем нужна миру Америка, если она только жрет, отнимает, забирает и насилует? Америка остается на плаву только потому, что в мире выключена реальная демократия. Если бы ее включили, Америку выгнали бы отовсюду, потому что она заколебала всех.

И для нас это, конечно, очень удобная ситуация для создания новой мировой конфигурации. Другой вопрос, что у нас 9/10-х политических элит, так или иначе, аффилированные с Америкой персонажи. Они там жили, работали, учились. Они всю жизнь дружили с Америкой в самом широком смысле, дружили с белым миром, а цветной — презирали… Из-за этой их аффилированности с Америкой часть нужных нам процессов замедляется, но они все равно идут…

Наша элита создана американскими бюрократами, их иерархиями, их институциями. Проамериканская культурная элита сидит везде и, как ни крути, правит бал… Они боятся выпасть из этой иерархии, вступить с ней в конфликт, надеются переждать это время и вернуться в белых одеждах на ковровую дорожку в Каннах или где угодно в США, Канаде, Австралии…

То есть у нас, по сути, несамостоятельная как минимум кинематографическая элита. Театральная, литературная элиты тоже во многом несамостоятельные, управляемые этими системами чужих иерархий. Это выглядит не так, что сидит какой-то профессор Мориарти и звонит нашим режиссерам и писателям: «Не смейте поддерживать Донбасс!» Эту систему создали, и она работает уже сама по себе…

Как и в мире науки, например… То же самое в мире, скажем, шахмат… В сферах литературы, музыки, может быть, чуть посложнее, но тем не менее то же самое…

Эта система незримо создавалась 33 года, а до этого — еще 33, она отработана достаточно хорошо. Все внутри культурного контекста об этом знают. Но если все это снести, то у нас тоже будет русский национальный культурный ренессанс, который через какое-то время явит свои плоды. Не сразу, потому что людей надо готовить к выходу в новый мир с другой атмосферой. Где не американский бюрократ стоит и решает, что хорошо, а что плохо, а вообще все по-другому, там все прошлые наши культурологические установки отменяются и взамен являются какие-то другие — вместе с новой геополитической конфигурацией…

— А другие люди есть?

— Конечно, есть. Если бы была такая задача поставлена, они бы нашлись. Вспомните советскую систему. При всех вопросах к октябрю 1917 года у большевиков не было других людей, кроме них самих, так они взяли и стали создавать все с нуля и ухитрились стремительно создать. Да, какие-то прежние специалисты остались и попали в советскую систему, но в целом если смотреть на историю советской литературы, советской музыки, советского кинематографа, то там 90 процентов были новые персонажи, которые ворвались, стали управлять процессами и побеждать…

Была установка создать новое, и новое стало появляться.

А сейчас такой задачи не поставлено. Есть система, она работает. Нам, радикальным патриотам, говорят: встраивайтесь, вползайте куда-нибудь и там работайте, вон, видите, стоят в очереди Филипп Киркоров, Стас Михайлов, журнал «Новый мир», режиссер Сокуров и телеведущий Познер. Вот за ними вставайте.

… государство прекрасно понимает, если оно хочет привить какие-то вещи, у него есть для этого все возможности…

— И какой должна быть новая культура?

— Новая культура должна быть востребована в новом геополитическом контексте. Нам нужны музыканты, которых мы повезем по странам БРИКС, чтобы услышавшие их говорили: «Русские, вы просто ошеломительны». Потому что именно это прежде и происходило, я опять приведу в пример Советский Союз, когда мы брали и везли в 1930-е годы на выставки Мухину и Вучетича, молодых советских композиторов везли, Блантера Матвея, Хренникова Тихона — они же были гениальны по мировым критериям, на мировом уровне…

— Почему у нас в телевизоре при некоторой смене лиц все та же музыка?

— Потому что правит мафия, которая создавалась 33 года назад. И они говорят: «Вы просто не умеете конкурировать. Вот видите, нас любят, а вы выступите так, чтобы и вас полюбили». Но у вас же весь телевизор, вы 33 года в «Голубом огоньке», вы же даже не способны постареть.

Вы как заняли в 1988-м эту площадку, так вас оттуда и не вытурить. Как с вами конкурировать, если, кроме вас, нет никого? Это же очевидно!..

Увы, эта ситуация непрезентабельна с точки зрения нашего международного культурного представительства, все это, как правило, не понесешь в мир, с Киркоровым и компанией Россия не возглавит мировые процессы… что мы сейчас повезем туда? Сережу Лазарева? Зачем? У них такого добра и так хватает.

— Почему в советское время получалось, а сейчас нет?

— В советское время были организованы вертикальные лифты для молодых людей из мира культуры, чтобы они могли реализоваться. Раз за разом создавались шедевры, потому на это была сделана ставка. Когда говорили «дорогу молодым», реально делали все для того, чтобы молодые люди могли реализовываться.

Эта система отлично работала после Великой Отечественной войны…

Сейчас система не создана, сейчас время имитаций. Но есть некоторая надежда, что система все-таки будет создаваться…

Во-первых, это личный интерес как минимум президента. Видно, что он сам отбирает этих людей, сам их назначает. Президент точечно меняет систему и хочет, чтобы она работала по-иному. С другой стороны, политической элите в отличие от культурной сложнее отвертеться. Потому что если культурная элита может затихариться и не проявляться, то эти все уже под санкциями. Им приходится принимать решения, которые исключают для них возможность дальнейшего продолжения жизни в прежней Европе.

«Путин такой советский-несоветский»

— В одном из недавних телеэфиров вы рассказывали о том, что либералы, которые правили в 90-е, после СВО начали взаимодействовать с радикальными русскими православными националистами. Это наше «глубинное государство»?

— Это более сложная история. Сегодня перед миром стоит задача создания нового цивилизованного проекта. Он может быть либо в самом лучшем смысле левого, антикапиталистического, антибуржуазного толка, плюс-минус в тех представлениях о левых государствах и о коммунизме, которые мы помним из ХХ века. То есть это может быть большой новый антиколониальный левый проект.

А может быть проект противоположного толка — тотальный капитализм, однокомнатные национальные квартиры, где каждая преследует свои интересы.

В России эти два проекта начинают понемногу сталкиваться лбами и искриться. Одни предлагают, что послевоенная Россия должна быть, так сказать, моноэтничным русским государством с минимальными национальными автономиями, чтобы страна больше никогда не могла распасться на суверенные национальные государства…

А есть другая концепция, которую в том числе разделяю я. Вот она. Неизбежность мироздания опять вывела Россию в центр мира. И мир просит, чтобы мы создали и возглавили новые правила мирового взаимодействия, чтобы мы вновь встали во главе большой антиколониальной революции, о чем на самом деле Путин периодически прямо говорит, заявляя о том, что мы разрушаем мир мирового колониализма.

Эти две концепции уже начинают бороться друг с другом. Я думаю, что в России предстоит столкновение двух этих идей. Левые, ленинисты-сталинисты, с одной стороны, и необелогвардейцы, черносотенцы, с другой, уже собираются в две большие стаи, и столкновение между ними мне на сегодня кажется неизбежным.

Другой вопрос, что в голове Путина эти две концепции, так или иначе, соединены. Он, с одной стороны, достаточно строго относящийся к советскому проекту политик, у него либеральная генеалогия, он все-таки работал с Собчаком, во многом является его учеником, он из команды Ельцина…

И вот в нем все это более-менее органично соединено: советский гимн, но при этом философ Ильин, красное знамя, но при этом писатель Солженицын. Школьная программа, где соседствуют «Как закалялась сталь» и «Архипелаг ГУЛАГ». Путин такой советский-несоветский.

Но вся политическая система такой сложной быть не может, поэтому одни резко влево тянут, другие — резко вправо. А это все накладывается еще и на мировые процессы, где происходит примерно то же самое.

Есть Латинская Америка, где Мадуро уводит Венесуэлу влево, туда, где Куба и Бразилия, а вот Аргентина неожиданно ушла вправо, когда там победил Хавьер Милей. И Милей хочет создавать «правый интернационал» из наших врагов, бить социалистов и коммунистов.

Нам никуда не деться от того факта, что основная конфигурация наших новых партнеров — это страны, созданные Советским Союзом. Мы это, к сожалению, вслух не проговариваем. Мы сделали вид, что откуда-то с неба мироздание нам подарило Северную Корею, Вьетнам, Монголию и все остальное. Понятно, что Путин совершил первый свой вояж по странам, которые напрямую созданы Советским Союзом, Лениным и Сталиным. Вьетнам, Монголия, Северная Корея, Китай — это продукты советской межнациональной политики. Вплоть до того, что часть этих стран созданы советскими военными офицерами в самом прямом смысле, потому что основатель северокорейской политической системы — капитан Красной Армии, которого мы туда отправили.

В Монголии плюс-минус такая же история. Во Вьетнаме — тоже. Эти страны к нам приходят, конечно, в память о Советском Союзе, по дорогам, проторенным Советским Союзом, и они остаются левыми коммунистическими режимами. И это тоже надо учитывать.

С другой стороны, у нас есть и правые контакты. Допустим, Орбан в Венгрии, правый политик. В Румынии чуть не победил правый политик, который тоже был бы пророссийским, но его «сожрали».

То есть Россия должна вести себя рационально: правые — это правые, левые — это левые. Работаем везде. Но пока у нас несравнимо больше друзей среди левых режимов. Это ставит перед нами неизбежную задачу формулирования своей идеологии.

— Нам снова нужна идеология?

— Конечно. Нам нужно понимать, что́ мы несем в мир, кроме большой антиколониальной истории и, возможно, снятия диктаторских функций США.

— Есть ли еще какие-то ценности, которые мы несем?

— Этот вопрос будет неизбежно перед нами возникать. Хотя мы изо всех сил упираемся: идеологии не надо, ценностей не надо. Но о чем мы тогда будем снимать кино, писать картины, ставить спектакли? Мы же должны что-то такое миру представить.

Правый спектр нашей политики говорит: «Мы будем транслировать православные ценности, Николай II, Колчак, император, наша тысячелетняя история». Это все хорошо, но это не в полной мере конвертируемые и передаваемые из рук в руки продукты. В целом миру нет дела до нашей религии, нашей тысячелетней истории и наших императоров. Им все равно. Им нужны какие-то вещи, которые близки и понятны. Им нужна какая-то идея.

Вот Советский Союз выходил с этой идеей, она подкупила огромную часть человечества. Освобождение труда, полноправие наций, народов и равноправие людей. И нам говорили: «Да, мы согласны, это интересные ребята — все эти советские, у них интересные идеи».

А если мы понесем свою историю и даже наше прекрасное православие, то нам, я это, как православный человек, говорю, в ответ скажут: «У нас тоже есть такой же Христос». Или какая-то другая своя религия. Им этого не надо в качестве образца.

Мы должны создать эстетику и стиль, которые не могут быть старообразными, они не могут состоять из бороды, ушанки, святой воды и кадила. Наш исторический бэкграунд может быть интересен, но мы не можем с ним пойти в мир при всем уважении. Это то же самое, если миру предложат объединиться вокруг Китая или Монголии. Те скажут: «У нас очень древние цивилизации». А им скажут: «Прекрасно, но нам-то это зачем? У нас тут есть свои буддисты, и Конфуция мы вашего читали и про Чингисхана кино смотрели».

Нужны весомые международно значимые идеи. Они в правом спектре, как правило, не находятся, просто потому что правые — это про то, что мы гордимся тем, какие мы есть. Ну и гордитесь. А к нам вы с чем пришли, что вы нам предложите?

При этом у нас ужасно боятся наследия ленинизма, хотя Ленин остается самым продаваемым мировым автором и, конечно, серьезнейшим мыслителем, потому что «Государство и революция», «Империализм как высшая стадия капитализма» и так далее — все эти его вещи абсолютно актуальны и невероятно прозорливы. Они работают до сих пор. Он гений! В мире это понимают, особенно униженные и оскорбленные. А мы: «Да ну на фиг, Ленин какой-то».

Мне и Ильин симпатичен как мыслитель, и иные наши правые мыслители тоже. Но они в мире, строго говоря, никому не нужны, им не надо Ильина. Его никому не продашь.

— Это камень в огород Александра Дугина?

— Ильина придумал на самом деле не Дугин, Ильина придумали в Кремле. Александру Гельевичу просто сообщили, что нужна такая кафедра. Я поддерживаю Александра Гельевича, пусть будет такая кафедра, пусть будет Ильин. Но и кафедра современного ленинизма была бы крайне нужна и любопытна. Все наши товарищи, которые приезжают из Китая, Северной Кореи, с Кубы, из Венесуэлы, туда пойдут. У них тоже есть мысли по поводу того, как трансформировалась левая идея за последнее столетие.

Мы недавно проводили большой форум участников БРИКС. Христиане пошли в храм, а потом все вместе наши гости пошли в Мавзолей. Все знают, что в России надо сходить в эти два места. Мы с храмами в России работаем, а с Мавзолеем — нет. Эта история у нас болезненно воспринимается. Это неправильно.

На самом деле это наше большое медийное пропагандистское оружие. Мы придумали такую вот советскую историю в 1917 году, которая принесла свободу от колониальной зависимости нашим основным партнерам по БРИКС. Это мы ее создали! Они нам должны! Это мы семена их независимости посадили! И зачастую просто напрямую вводили войска туда или отправляли специалистов, которые сносили оккупационные режимы. Это придумали лично товарищ Ленин и Сталин. Ленин деньги выдавал на северокорейскую революцию, на Вьетнам и так далее. Они нам должны. Чего нам это скрывать и чего нам этого стесняться? Мы вам дали свободу, идите в Мавзолей, скажите спасибо Ильичу!

Почему не использовать ресурс, которого в мире нет ни у кого? Американцы им не давали свободу. Ни Линкольн, ни Рузвельт, никто.

— Ленина надо опять поднять на флаг?

— Не надо радикально все это вводить. У нас либерально-капиталистическая страна, наши люди входят в список Forbes, у нас президент не слишком все это любит. Но использовать как часть пропагандистской медийной машины, конечно, мы обязаны, потому что это только нам на пользу пойдет. Это симпатично для наших униженных товарищей в Африке и в Латинской Америке, они все это воспринимают как свое, для них это родная тема.

Латинская Америка вообще полна левых коммунистов, они за счет этого и получили практически все свои свободы. Есть великая латиноамериканская литература, там, кроме Борхеса, все писатели — левые и коммунисты. И там конфликта между церковью и христианством не было никакого. Там прекрасно живут и священники, и коммунисты, они все за одно и то же, потому что они при помощи коммунизма обретали свободу и национальную, и государственную, и экономическую, и религиозную. Нам нечего стесняться, нам есть чем хвалиться.

Это не означает, что Россия должна завтра стать красной и советской, нет. Но советская идеология должна быть весомой частью нашего культурного и политического представительства в мире. Вот у нас есть Ильин, а вот у нас есть Ленин. И это всё мы.

Мы очень разнообразные, яркие, мы во все стороны можем развиваться и на любой идеологической площадке чувствуем себя уверенно.

— Изменились ли за время СВО обычные люди в России, на ваш взгляд?

— В целом наши люди оказались готовы к тому, что происходит. Особенно люди старшего поколения, потому что это же не какой-то новый совершенно контекст.

Например, когда началась «ковидная» история, нас начали помещать в какой-то диковатый контекст. Люди реагировали по-разному, многие с совершенным недоумением. А тут все понятно, потому что у нас половина страны родом из Советского Союза. Эти люди даже про Украину не очень удивлены, потому что знают прекрасно, какие были сложные отношения на этих землях не так давно, многие застали и бандеровщину.

А к мировой конфигурации с Китаем, Северной Кореей, Монголией, Кубой наши люди вообще давно готовы. Мы отчасти вернулись в свою прежнюю форму, и для советских людей никаких новых вызовов нет. Они сказали: «Да, мы в курсе, так было. Проклятые американские империалисты на нас нападают. Нам и в школе про это говорили в 1985 году, ничего не изменилось».

— Как вы считаете, состоятся ли в ближайшей перспективе мирные переговоры по Украине?

— Переговоры какие-то начнутся. Будет какой-то мир. Да, замирение будет достаточно кривое, не очень нас удовлетворяющее, но оно будет. Потом эта история продлится в каких-то новых формах, новых вариантах. В целом надо закрыть глаза, посчитать до 10 и спокойно себе сообщить, что та форма жизни, в которой мы находимся, будет теперь всегда. Если не Украина, значит, Грузия, если не Грузия, значит, Армения, если не Армения, или Молдавия, или Казахстан, или Сирия, или Польша, или Калининград… Это никогда не закончится.

Надо закрыть тему, что вот придет Трамп — и будет перемирие. Трамп, конечно, придет, но это ничего не означает. Мы вступили в совершенно другую концепцию существования, никто от нас не отстанет. Мы совершили бунт против мирового управленческого аппарата, унизили, так или иначе, этот аппарат через возобновление наших отношений с Китаем, Северной Кореей и так далее через создание всех этих конфигураций. И из этого процесса выйти нельзя. Он запущен, и нам эти вещи придется продолжать и углублять.

— Говорить о победе бессмысленно?

— Никакой победы нет, это все фигня, мы накачиваем сами себя убежденностью в том, что мы побеждаем. Но где мы побеждаем? Ну, захватываем одну деревню в неделю. Не надо самих себя обманывать. Да, мы сейчас замиримся. В итоге по факту в исторической перспективе скажут: «Да, было время, захватили четыре области, новые территории, получили плюс-минус от 6 до 12 миллионов новых граждан России, это здорово».

Если совсем цинично, у нас усилилась армия и технически, и по уровню военных специалистов, мы приобрели новые земли, богатство, сделали одно из морей внутренним. Мы в выигрыше остались при всех страшных потерях. Конечно, мы претендовали на большее, но в целом остались в выигрыше. Нельзя сказать, что мы в проигрыше. Но этот выигрыш не означает, что мы зафиксировали победу и начинаем почивать на лаврах. Никакого почивания на лаврах не предполагается. Только заботы, проблемы и продолжение начатого курса.

— Вас не удручает, что мы в такой ситуации сейчас?

— Меня ничего не удручает, нормально. Я в целом с 1991 года ненавидел либерально-буржуазный проект в России, он мне отвратителен. Эстетически я считаю его мерзким, мне не нравились ни либералы, ни симулякр нашей вульгарной западнической идеологии и государственности. И то, что я дожил до того, когда это все начало ломаться, рушиться и превращаться в другой образ, который мне более симпатичен, наделяет меня счастьем. Я мог до этого и не дожить никогда. А я дожил. Памятник Фиделю стоит, Ким Ир Сену досочку повесили, цветочки кладем. Это в России, где 15–20 лет назад Северная Корея воплощала все зло мира и страшнее ее просто не было. А теперь Северная Корея — наш лучший друг, главный стратегический партнер наряду с Беларусью, огромное количество подписанных контрактов с ними и так далее. Также и с Кубой у нас было: позорище какое-то, Фидель, мол, — это смешно, а теперь государственные чиновники кладут ему цветы, говорят: «Вива Куба!» Я очень радуюсь этому, так и надо.

— Какие, на ваш взгляд, в 2024 году были наиболее важные события в России и мире?

— Для меня все два с половиной года слиплись в один, я их уже особо не различаю. Подписание стратегического договора с Северной Кореей — это очень важная тема. Потому что означает, что не только Северная Корея должна за нас вписаться, если у нас проблемы, это и мы должны за нее вписаться, если у нее проблемы. А Северная Корея — самый главный, самый убежденный, самый последовательный враг США.

«Орешник» и, возможно, его размещение на территории Беларуси — это прямой наезд. Это мини-карибский кризис. Тогда хотели засунуть бомбу в подбрюшье Америки. Сейчас мы до этого не дошли, хотя можем. Думаю, в следующем году это сделаем. Мы тоже готовы к повышению ставок и их повышаем. Мне кажется, это неизбежно.

— А как вы восприняли заход ВСУ в Курск?

— Конечно, это катастрофа. Но, знаете, я был все-таки уже достаточно взрослым человеком, когда у нас происходила многолетняя трагедия на Северном Кавказе. Я тогда с этим не скажу, что свыкся, но уже было понятно, что такой вариант действий против нас рассматривается. Вхождение ВСУ в Курск — это ровно то же самое, что и заход Хаттаба на территорию Дагестана. Когда мы говорим, что с 1945 года на территорию России не заходили иностранные интервенты, это не так.

В 1999 году был заход на территорию Дагестана, и я со своим отрядом спецназа вылетал туда заниматься этой проблемой. Это было не так давно, 20 лет назад, и я забыть про это не успел. Но тогда мы не заключали новых стратегических договоров, не возвращались на Кубу и в Северную Корею и не говорили, что мы сейчас покажем кузькину мать с «Орешником». Тогда мы до этого не дошли, а сейчас вышли на более серьезную ступень.

— Чего ждете от 2025 года?

— Ничего не загадываю. Накапливаю ресурсы на своем уровне, чтобы помогать нашему президенту. Мы работаем по гуманитарной линии, культурной, военной. Открыли военный лагерь «Сталь» с нашей командой, несколько культурных центров. Мы участвуем в подготовке военных кадров для создания новой России, для всех тех вещей, которые я сейчас проговариваю.

Я одно время, особенно в начале 2022 года, ругался, слал проклятия в одно министерство, другое, третье, четвертое, а потом думаю: «Чего я ругаюсь вообще на них? Если хочешь работать, делай сам». И я сам стал готовить военных специалистов, сам стал готовить культурных специалистов, сам поучаствовал в создании так называемой Z-культуры, Z-поэзии, сам создал издательство, где я их издаю. Я снял ответственность со всех наших министерств. Если они не хотят, ну и пофиг, я сам все сделаю.

Мне несколько раз предлагали допустимую возможность встретиться с президентом. Я думаю: «А чего я пойду просить что-то?» Если меня позовут, я скажу: «Работаю, товарищ президент, у меня такие-то результаты, я подготовил столько-то военных специалистов, мои бойцы захватили столько-то деревень, я издал столько-то книг, провел такое-то количество фестивалей и сам прочитал для будущих управленцев России 100 лекций на тему БРИКС и новой геополитики».

Я работаю, мне ничего не надо. Как у нас один парень, царствие ему небесное, говорил: «Стреляю хорошо, кормят хорошо, в отпуск не хочу». Это и есть наше кредо.

Интервью брала Ольга Вандышева

12.01.2025

Источник:  БИЗНЕС-ONLINE