Доходы россиян падают, но их интерес к материальным ценностям тоже падает — люди все больше формируют запрос на равенство перед законом и справедливость. Почему России не выжить в изоляции, можно ли угнаться за международными рейтингами и как оказались ненужными стратегии развития, «Газете.Ru» рассказал президент партнерства «Новый экономический рост» Михаил Дмитриев.

— Можно ли говорить об экономической изоляции России — и возможна ли она? Возможно ли полностью перейти на импортозамещение и стать «вещью в себе»?

— Россия всецело зависит от экспорта энергосырьевых ресурсов, и если страну отрезать от этого канала экспортных доходов, то экономика остановится практически полностью. Кроме того, Россия не может не импортировать, потому что зависит от импорта, прежде всего по современным инвестиционным товарам, которые ни одна страна не может полностью производить у себя — даже Китай. Чтобы импортировать эти товары и развиваться, стране необходимо экспортировать в достаточных объемах. Так что интеграция в мировые рынки — важнейшее условие дальнейшего развития. Поэтому идея с «вещью в себе» — опасная антиутопия.

— Мы видим, что авторы различных санкций как раз хотят изолировать Россию. Например, в пакете предложений сенаторов США прописаны жесткие меры. Это борьба за рынки или политическое влияние?

— Политическую систему в США сейчас невозможно анализировать в рациональных терминах. Это страна, которая находится во власти радикального популизма, и рациональная внешняя политика там сильно затруднена, если вообще возможна. Поэтому пытаться в логических терминах объяснить то, что делают американские сенаторы, на мой взгляд, малоперспективно…

— Согласно опросам, россияне в числе главных проблем по-прежнему видят рост цен, бедность, расслоение и коррупцию. Это объективное восприятие или субъективное, основанное на слишком больших запросах?

— Эти настроения отличаются высокой стабильностью на протяжении долгого периода времени, еще с 90-х годов. Например, рост цен традиционно лидирует, хотя сейчас уровень инфляции не является критической для экономики проблемой, как это было, например, в начале нулевых годов или период 2015-2016 годах. Скорее всего, со следующего года темпы инфляции будут в районе 4% и ниже. Проблема в том, что субъективное восприятие инфляции (инфляционные ожидания) намного превышает ее наблюдаемый уровень. Так часто бывает: многие экономики развитых стран испытывали похожую ситуацию, когда боролись с длительной застойной инфляцией, например, в конце 70-х годов. Субъективное восприятие инфляции оставаться завышенным еще 4-5 лет после замедления роста цен.

Что касается других аспектов — неравенства, коррупции — то здесь происходят более заметные колебания. Например, после 2014 года восприятие коррупции отошло на второй план: в период спада экономики, крымских событий коррупция перестала быть приоритетной темой, в то время как проблема бедности вышла на первый план.

Сейчас же происходит обратный процесс. Не исключено, что уже в ближайшее время обеспокоенность коррупцией «обгонит» проблему бедности.

— В докладе «Признаки изменений общественных настроений и их возможные последствия» говорилось, что в обществе доминирует запрос на справедливость. А что справедливость в глазах россиян — это «отнять и поделить»?

— Запрос на справедливость очень сильно менялся в течение прошлого года. Весной запрос на справедливость резко усилился, но он проявлялся как раз в поддержке перераспределения доходов и имущества. Это характерно для ситуации усиления радикального контрэлитного популизма, что происходит во многих странах Европы и Америки. Но в России сейчас общественные настроения утратили стабильность.

Осенью запрос на перераспределительную справедливость был вытеснен запросом на справедливость процессуальную — равенство всех перед законом.

Мы людей спрашивали в лоб: «Что для вас важнее — равенство материального положения людей и, соответственно, перераспределение доходов от более богатых к относительно небогатым людям либо же равенство людей перед законом?» И подавляющее большинство респондентов сказало, что равенство перед законом важнее.

Одновременно усилились запросы, которые в социологии связываются с «постматериальными ценностями». На первый план вместо вопросов улучшения материального положения вышли проблемы уважения, свободы, равенства всех перед законом и запрос на мир. Когда мы просили респондентов оценить важность этих вопросов в баллах, средняя оценка постматериальных проблем оказалась в полтора раза выше, чем материальных.

— А почему?

— Такое переключение ценностей говорит о том, что российское общество стало более зрелым. Конечно, последний кризис снизил уровень жизни людей, но этот уровень жизни все равно значительно превышает то, что было достигнуто на пике развития советской экономики. Это самый высокий уровень благосостояния за всю историю страны. И он по многим параметрам уже очень близок к уровню жизни населения развитых стран. И, как и в развитых странах, в такой ситуации происходит постепенное переключение внимания на проблемы, непосредственно не связанные с материальным потреблением. Это вопросы самореализации: чтобы люди могли проявлять свои способности, добиваться социального признания, участвовать в общественной жизни. И в этом плане запрос на равенство перед законом очень важен. Плюс усиливается стремление избежать международных конфликтов: люди хотят международной стабильности и улучшения отношений со всеми странами.

— Эти запросы отличаются у разных групп, например, у бюджетников, которым государство то и дело подкидывает денег?

— Мы специально проводили исследования среди бюджетников. Раньше их интересовало прежде всего материальное положение и размер зарплаты. К осени ситуация довольно сильно поменялась. Нас удивило то, что недовольство бюджетников возросло на фоне того, что зарплата в этом секторе быстро росла. Недовольство сместилось от материальных вопросов к вопросам качества управления. Это тоже говорит о том, что в бюджетной сфере, как и в других сферах российского общества, усилился интерес к постматериальным ценностям. Когда мы делали опрос, бюджетники указывали прежде всего плохой менеджмент, забюрократизированность и авторитарность руководства, которое не считается с мнением компетентных сотрудников, плохо знает ситуацию на местах и принимает неграмотные решения, ухудшающие качество работы.

И в итоге главным фактором недовольства было то, что людям в таких условиях трудно выполнять свой профессиональный долг, удовлетворять запросы потребителей, добиваться позитивных результатов.

— Есть ли различия в группах бюджетников? И какие они предлагают выходы из такой ситуации с учетом того, что государство обязано контролировать эту сферу?

— С конструктивными предложениями там пока не очень хорошо, но важно то, что сложившаяся система управления в бюджетной сфере вызывает недовольство у самих сотрудников именно тем, что она игнорирует реальные условия работы. Много некомпетентных решений. И без разницы — больницы это, университеты, школы, ГИБДД, полиция — всюду одно и то же. Я бы назвал это проблемой менеджмента, качество которого в бюджетной сфере сильно отстает от прогресса, который наблюдается в частном секторе.

— Раньше мы наблюдали попытки государства создавать стратегии экономического развития. Последней была «Стратегия-2020», «Стратегии-2035» мы так и не дождались. Нам больше не нужны стратегии?

— Когда шла подготовка к формированию повестки очередного президентского срока (эта работа началась за 2 года до выборов 2018 года), эти вопросы тщательно анализировались. И как раз меня с моими коллегами Центр стратегических разработок тогда попросил провести исследование — что происходит с эффективностью применения разных инструментов стратегического планирования.

Обнаружилось, что наилучшим образом в сфере достижения стратегических задач работают не стратегии или комплексные программы, а формат приоритетных нацпроектов, в котором реализация работы по конкретным задачам контролируется с верхнего уровня государственного управления. В стратегиях происходит очень сильное распыление приоритетов: огромное количество целей и второстепенных задач, за которыми власти просто не в силах уследить. И в результате уровень реализации стратегий был очень низким. Стратегия-2010-, которая разрабатывалась в 2000 году при Германе Грефе и Михаиле Касьянове, была реализована на 36%.

А Стратегия-2020, разрабатывающаяся в 2010-2011 годах, была реализована меньше, чем на 30%.

В то же время, уровень реализации нацпроектов и майских указов, как правило, был выше 50%, а по многим направлениям достигал 90 и более процентов.

Исходя из этого, мы сформулировали предложение перенести фокус стратегического планирования с комплексных стратегий на более узкие, проектные форматы. Главное, чтобы эти ключевые проекты были взаимоувязаны в рамках более комплексной стратегической оценки приоритетов и чтобы отобраны были наиболее важные проблемы, а не второстепенные. И работа в период 2017-2018 годах, собственно, так и велась. Стратегия-2024 тоже была подготовлена, но она не была утверждена и использовалась неформально для взаимоувязки целей и содержания национальных проектов. Честно говоря, на мой взгляд, ее утверждать не нужно, потому что основная работа все равно идет в проектном формате.

Источник:  Газета.ру