Н.К.Рерих. Голубиная книга, 1911 г. Смоленский государственный музей-заповедник

Русские идеалы в русском языке (часть 1)

***

ДОБРО И ЗЛО ПО-РУССКИ

Отличительная черта нашего времени — наглое и упорное смешение пред­ставлений о добре и зле, когда человек, творя преступления, не отдает себе отчёта в том, что совершает зло. Различать добро и зло свойственно любому человеку, но понимание того, «что такое хорошо, и что такое плохо», во мно­гом национально обусловлено.

Древние корни слов добро и зло в русском языке изначально несут в се­бе понятия хорошего и плохого. Причем добро и зло существуют в постоян­ном сопоставлении друг с другом, они — основа шкалы оценок всего, с чем сталкивается человек в течение всей жизни. Поэтому отговорки, что кто-то че­го-то не понимает, творя зло, — притворство и негодяйство.

В той же системе координат пребывает множество пар слов, соотносясь одно — с добром, а другое — со злом: право и лево, верх и низ, прямо и криво, перед и зад, свет и тьма, белый и чёрный. По тому, как в рус­ском языке эти слова распределяются в категориях добра и зла, мы можем судить о представлениях нашего народа о том, что он считает добрым, а что ненавидит и презирает как безусловное зло.

Итак, понятия добра и зла есть исходные установки, заданные нашим родным языком. В той же системе координат размещены противопоставлен­ные друг другу пары слов, которые отражают представления народа о том, что для него в жизни хорошо, а что плохо. Таковы, прежде всего, слова правый и левый. Разумеется, они обозначают конкретно правую и левую стороны при ориентации человека, правую и левую руки и части его тела. Но одновремен­но они хранят в себе представление о том, что правое — это добро, а левое — это зло. Вот почему в понимании русского народа править в государстве можно, лишь творя добро, управлять, согласно нашему языку, должно лишь во благо. Если русские убеждаются, что власть имущие несут зло, они требу­ют исправления ситуации. Они интуитивно стремятся выправить свою жизнь, если власть не правит народом, а ведёт его ко злу.

Корень прав- необычайно плодотворен в нашем языке, вся человеческая деятельность, с точки зрения русского самосознания, должна быть освящена идеей правоты. Ключевое для нас понятие правда исконно означало свод правил, по которым живут русские люди. И первое русское собрание законов и правил называлось «Русская правда». Правду как правило русской жизни, то есть жизни в добре, народ рассматривал как всепобеждающую силу: Не в силе Бог, а в правде; деньги могут много, а правда — всё.

Справедливость — это основной принцип, движущий русским челове­ком, который готов терпеть материальные невзгоды и лишения, нужду и го­лод, но нарушение справедливости его оскорбляет и разъяряет. Вспомните Манежную площадь, где против беззакония и государственного беспредела, то есть против несправедливости, выступили наши дети — шестнадцати- и во­семнадцатилетние мальчишки. Уж кажется, им-то где было научиться чувству справедливости, ведь они выросли в самые несправедливые за последние полвека времена! Но в том и дело, что это чувство — врождённое у русских, и вздымается в наших душах непредсказуемо. Насколько благим понятием правый пронизана вся наша жизнь, настоль­ко слово левый носит в русском языке и сознании ярко негативную окраску. В нас стойки понятия левачить, левак, гулять налево, добыть слева, про­дать налево, зайти слева. Всё это — о незаконных, неприличных, непри­глядных, с точки зрения русского человека, делах. А как живучи установки, основанные на древнем представлении, что слева за плечом у нас хоронится нечистая сила, и, чтоб не сглазить, надо плюнуть на неё через левое плечо. И ещё вспомним наши древние выражения, которые никому объяснять не на­до: встать с левой ноги, надеть рубаху на левую сторону…

Слово правда противопоставлено в русском языке понятию ложь. Причём правда — всё, что не содержит в себе лжи, а ложь — безоговорочное зло, не­приемлемое для русского человека, который полагает безнравственными все производные лжи — обман, хитрость, ловкость. Наша русская психология правдивости, честности резко контрастирует с психологическими установками других народов, к примеру, иудеев, у которых данные понятия являются позитивными качествами, что отражено в их религии. Так что древнейшие прост­ранственные ориентации правый и левый в архетипах русского мышления предстают категориями добра и зла. И понятия верх и низ, первоначально пространственные, оказываются и признаками доброго — верх и злого — низ. Тело человека в древних, надёжно хранящихся в подсознании представлениях следует покрывать ниже пояса, прятать его от чужих взглядов, ибо там срам и стыд. Все, что относится к проявлениям физической жизни ниже пояса, рас­сматривается как подлежащее сокрытию, дабы избежать греха, впадения во зло. Оголившегося прилюдно человека именовали наглым, то есть обнажив­шимся и, следовательно, бесстыдным. А что такое стыд? Это слово сродни по­нятиям стужа, студить. Стыд — это когда телу холодно, то есть когда человек раздет. Не зря существует и глагол издеваться, что значит раздеваться, не чувствуя холода и стыда, тем самым выказывая своё бесстыдство.

Напротив, верх человеческого тела — и, прежде всего, лицо — должен быть открыт; лицо в представлении русских непременно несёт в себе черты до­бра. Если лицо человека не выражает добра, его по-русски называют рожей, харей, мордой, и бьют русские люди, заметьте, не по лицу, а исключительно по морде, ибо по лицу, согласно нашим исконным установкам добра и зла, бить нельзя. Лицо — это верх человеческого существа, на лице должна быть печать добра. По-русски, если есть охота ударить негодяя, приходится преж­де переименовать его лицо, назвать его рожей или мурлом, рылом или харей, то есть приравнять к звериной морде, и тогда с чистой совестью по морде и вмазать! Так язык диктует нам правила нашего русского поведения.

Но не только человеческое тело рассматривается в русском языке как разделённое на злую часть — внизу и добрую — вверху. Понятие о вышнем как о духовном, представление о высоком как о лучшем и по праву главенст­вующем в социальной иерархии, воззрение на верховенство как на справед­ливое руководство нижестоящими — эти установки показывают, что всякий успех расценивается как восхождение на высоту, то есть как заслуженное превосходство и возвышение. В то же время слова ниц, навзничь, никнуть, нищий связаны не только с обозначением поникшего человека, они характери­зуют всякое нисхождение, в том числе и духовное унижение, и нравственное падение, именуемое по-русски подлостью или низостью. В богословской картине мироустройства на высоте, в небесах, на горах, на облаках обитают Высшие Силы, Господь Бог и Ангелы его, а нижние сферы, подземный мир суть обиталище нечисти — демонов и самого сатаны. Поэтому власть имущие, те, что находятся на вершинах власти, согласно русским архетипам, должны быть непременно праведными, боголюбивыми и стремящимися к добру. Мы обычно долго пребываем в иллюзиях, что они таковы. Когда же открывает­ся, что, находясь на высотах государственного управления, нами верховодят личности подлые и низкие, которым место в преисподней, вот тут поведение русского народа может стать непредсказуемым: он интуитивно, повинуясь национальным архетипам поведения, способен восстановить иерархию, со­ответствующую нашей русской картине мира. И народ будет стремиться по заслугам отправить таких власть имущих на дно ада, где им и надлежит по справедливости обитать.

И другие характеристики пространства — восток и запад, к примеру, — в русском представлении чётко ориентированы в категориях добра и зла. Восток представляется источником добра. Это и понятно: для древнего чело­века новый день как исток жизни начинался с восхода солнца, движением его ввысь, а заканчивался закатом светила — падением его вниз. Но архаичес­кие, вполне материальные представления сопрягаются и здесь с духовными понятиями. Звезду, знаменующую пришествие Христа, волхвы увидели на Востоке, храмы христианские обращены алтарём на Восток, ибо именно с Востока ожидается Второе пришествие Христа. У каждого народа, у каждой религии мира с Востоком связаны представления о явлении Божества, а с Западом — знамения человеческого падения и конца света. И доселе мы называем Западом не только Европу, которая действительно расположена к западу от России, но мы также именуем Западом и Соединенные Штаты Америки, разумея под этим словом наше древнее представление о мире зла, несущем России и русским одни невзгоды. Русская история вполне подтвер­дила интуитивное прозрение нашего языка: все самые страшные нашествия Россия претерпевала с Запада. Это и тевтонские рыцари в XIII веке, и Смута 1613 года, и нашествие французов в 1812 году, и две мировые войны XX века, и нынешняя оккупация России тоже пришла с Запада. С Запада же исходила экспансия самых вредоносных для русского народа идей — католицизма, ре­формации, масонства…

Категории человеческой ориентации, именующиеся в русском языке пе­ред и зад, тоже привязаны к категориям добра и зла. Что такое быть впе­реди? Это значит быть сильнее, умнее, выносливее и терпеливее других. Что значит — оказаться позади? Это является знаком того, что ты слаб, что тебе не хватает воли и выдержки. Это тысячелетние языковые представления о первенстве и отсталости. Они так же древни, как и понятия русского этике­та, которые предписывают не поворачиваться к собеседнику спиной, ведь от­ворачивать лицо — это знак немилости или обиды. Даже переднее крыльцо и задняя дверь, задний двор — не такие уж и древние в историческом пла­не вещи — воплощают именно архетипы нашего мышления, упорно разделя­ющие переднее и заднее как хорошее и плохое, парадное и обыденное, чистое и грязное. Много веков и плохим приметам, несущим те же древние представления: надеть одежду задом наперёд — значит, вскоре быть битым.

Но ведь задом наперёд у нас оказывается перевёрнутым целое государ­ство. Люди, недостойные быть впереди, руководить, возглавлять, пробились в вожди и лидеры нации. Явные злодеи, торгаши и маркитанты, лихвари и спекулянты выставляются вперёд, напоказ как праведные и мужественные государственные мужи, а подлинные герои и подвижники отодвигаются на «задний план». Положение задом наперёд и с ног на голову в русском представлении не только шатко и неустойчиво — оно губительно и опасно для на­рода и требует скорейшего исправления, чтобы восстановить исходный древ­ний архетип добра и зла: когда вести народ вперёд должны лучшие его представители, а все недостойные — плестись в обозе.

Пара слов день и ночь в связи со своими природными свойствами — све­та и тьмы — оказываются носителями добра и зла. Образы света и тьмы вме­щают в себя и слова белый и чёрный. Белый цвет — символ добра, светлос­ти, чистоты и обновления жизни. Чёрный — образ скорби, зла, мрака, страха и смерти. Этот символический цветовой контраст также врождённо присутст­вует в нашей душе. Скажешь: светлый человек, — и всё ясно, и никому ни­чего не надо объяснять. А обронишь: тёмная личность или чёрный человек — и припечатаешь эту личность так, что никаким мылом печати не смыть. Воз­вращаясь к современной политике: чем больше мы видим тёмных личностей и чёрных людей в нашем правительстве, в средствах массовой информации, даже объективно — физически — чёрных, тем больше осознаем, что эта тьма несёт нам зло и неправду. Наш язык помогает нам разобраться в этом.

Противопоставления слов прямой и кривой, простой и лукавый тоже сориентированы в категориях добра и зла. Конечно, всем ясны преимущест­ва прямоты и невыгоды кривизны на дорогах и перепутьях. Но этими же сло­вами описывают духовные понятия: прямота как свойство характера и тип по­ведения представляется русскому человеку безусловным добром, а кривизна видится нам несомненным злом, пороком, достойным презрения. Не зря су­ществует древнее выражение кривить душой, то есть лгать, изворачиваться, лицемерить. Простота — та же прямота, ещё и с готовностью простить всякого перед тобой провинившегося — явное добро и преимущество перед лукавст­вом, которое есть уклонение от прямого пути.

Простота и прямота, по убеж­дению русских, — сильнейшие и лучшие свойства человеческого духа, они умножают даже физическую силу человека. А из этих исконных установок проистекает природное русское качество преданности и верности, а также русское презрение к предательству и измене как производным кривизны и лукавства. Вот почему никогда никто нас не убедит, что изменник Горбачёв и предатель Ельцин, развалившие наше государство, — это хорошие, добрые люди. Наш язык противится таким уверениям всеми своими смыслами, как бы сегодня ни возносили иуд и какие бы памятники из белого мрамора им ни ставили. И бе­лый мрамор не спасает предателей, потому что в нашем представлении они, безусловно, чёрные люди, тёмные личности, криводушные, низкие и лукавые. Во врождённых русских понятиях о добре и зле мы видим тяготение к свету и отторжение тьмы, предпочтение белого, то есть чистого, светлого, и отрицание мрачного, чёрного, нечистого, безусловное служение правде и деятельную ненависть ко лжи и кривде, приверженность к честности и пря­моте, осознание себя правым, белым народом, то есть стоящим на началах добра и истины.

Русские по врождённому свойству языка обращены к своим ближним лицом, а не спиной, язык же диктует им необходимость целомудрия и стыдливости, требует презирать наглость и бесстыдство, отвергать преда­тельство и измену.

Всё это — архетипы наших представлений о добре и зле. От них никак не отказаться, их невозможно забыть, ибо они в кровеносных сосудах нашего языка. И именно с этими архетипами добра и зла, укоренёнными в душе на­шего народа, ведёт борьбу дьявол в лице современных власть имущих. Пото­му что невозможно вести народ во тьму, если он инстинктивно рвётся к свету. Трудно руководить народом, который ждёт, чтобы им правили, то есть вели его к правде, и при этом погружать народ в ложь и погибель. Без этих путевых ве­шек, которые вырубили, выжгли, выпололи на нашей русской дороге пропа­гандой лжи, пороков, откровенного поклонения злу, многие русские могут пре­вратиться в скот.

ПУТНЫЕ МЫ ИЛИ БЕСПУТНЫЕ

В архетипах русского мышления жизнь человека от рождения до смерти оценивалась как путь, как движение, осмысленное или бессмысленное, на­правленное или хаотическое, но непременно движение. Не случайно христи­анские проповедники говорили о путешествии человека по морю житейскому, а само слово море по-гречески, к примеру, звучало как понт, то есть наш русский путь. Древние индоевропейские народы передвигались на далёкие расстояния в основном водным путём, отсюда неслучайные соединения в языках: море греческое — это путь по-русски, reid и raid в германских язы­ках, однокоренные русской реке, означают езду, а индоевропейское слово- корень berg- берег созвучно и односмысленно русскому беречь, то есть спасаться от невзгод на берегу житейского моря.

Каковы же русские представления о пути жизни, о дорогах нашего бытия? Ведь именно ими определяется русский смысл жизни.

В Словаре Владимира Ивановича Даля путь означает всякую дорогу, ез­довую накатанную полосу, ходовую тропу. Всякому встречному радушно же­лают: Путь-дорожка! Счастливого пути! Однако, как это всегда бывает в языке, слово путь имеет и более общий смысл: это способ достижения, направление движения — путь человеческой жизни, направляемый Богом. Поэтому мы говорим: Пути Божии неисповедимы. Поэтому старшие на­ставляют младших: Ходи всегда путем правды. На путь истинный мы на­ставляем, когда разумеем пользу, разумность, толк человеческой жизни. От путей неправедных предостерегаем детей: В этом деле пути не видит­ся; делаешь не путём. Человек у нас именуется непутёвым, если по нера­зумию не имеет заботы о смысле своей жизни, или беспутным, если созна­тельно отказывается следовать по жизни прямым и честным путём.

С представлением о прямом пути связана русская идея праведной жиз­ни — жизни путной, осмысленной, пройденной с пользой. Это жизнь по Бо­жьим заповедям: За Богом пойдёшь — добрый путь найдёшь, это жизнь по заветам отцов: Слушайся добрых, людей — на путь наведут. Правило не до­рожное, а жизненное, которым наставляли свою молодёжь русские люди, со­стояло в том, что не ищут дороги, а спрашивают. Ведь дорогой традиции, дорогой обычая проходило и проходит каждое новое поколение нации. Само слово обычай означает нечто навек установленное, чему люди обыкли или навыкли, то есть научились. Обычаям надлежит учиться, чтобы их исполнять.

И ещё одно важнейшее представление о правильном пути человеческой жизни коренится в архетипах мышления русского человека: Нужный путь Бог правит; Бог пути кажет. Это очень важно для всякого колеблющегося, для нерешительных и робких это спасительная мысль, заставляющая соби­раться с силами, сосредотачиваться и двигаться вперёд!

Мы не всегда отдаём себе отчёт, как много в нашей нравственной жизни связано с представлением о пути-дороге. Ведь что такое наши поступки? Это поступь по дороге жизни. Мы привычно говорим: войти в сделку, вступить в договор, следовать советам старших, а ведь в основе всего этого лежит идея следования, вхождения, поступи. Отец ведёт за собой детей, муж — жену, от­того она издревле называлась водимою, и, смотря по тому, как люди шествуют за своими вожатыми, составлялся приговор об их поведении, и само поведение наших близких, выходит, зависит не только от водимого, но и от ве­дущего. Нарушение уставов и законов мы называем проступком, преступле­нием, и действительно с этими словами соединена идея совращения с насто­ящей дороги и переступания законных границ: кто не следует общепринятым обычаям, тот человек беспутный, непутёвый, заблудший. Сбившись с доро­ги, он осуждён блуждать по сторонам, идти не прямым, а окольным, кружным путём. Сама же дорога — жизненный путь — воспринимается русским мышле­нием как путь прямой, свернуть с него — значит блуждать кривыми дорожка­ми, развращённым называли человека, отвратившегося от прямого пути.

Напомню ещё одно суеверие, связанное с дорогой и хорошо знакомое всем нам. Как обломок древних инстинктов сохранилась примета: если со­брался на какое-то дело, возвращаться нельзя — успеха не будет. За древним поверьем стоит запрет на всякое движение вспять, а следовательно, мощный позыв к продвижению вперёд — и только вперёд. Возможно, этот инстинкт ру­ководил продвижением нашего народа на Север и в Сибирь, на Дальний Вос­ток и Аляску. Именно этот инстинкт — запрет на возвращение — породил ве­ликую державу на шестой части суши Земли. Отвращение к движению вспять, пока не достигнешь поставленной цели, лежит в основе открытий русских путешественников, освоения новых земель, вообще в основе интереса ко всему новому и неизведанному. И этот инстинкт столь живуч, что окаменел в суеве­рии, нарушать которое и сегодня решается далеко не всякий.

А выражение перейти кому-то дорогу до сих пор употребляется в смыс­ле повредить успеху, заградить путь к достижению задуманной цели. Отсюда примета: тому, кто отправляется из дому, не должно переходить пути; если же это случится — не жди добра. Встречный-поперечный, встав поперёк до­роги, даёт понять: это моя земля, двигаться дальше нельзя. Сохранившееся в суеверии представление влияет на людей, которым переходят дорогу, пре­дупреждая о трудности предстоящего пути, обещает, что путь будет связан с препятствиями.

Вспомним ещё одну трогательную русскую примету: в тот день, когда уез­жает кто-нибудь из родичей, в доме обычно не метут полов, чтобы не замес­ти ему следа, по которому он мог бы возвратиться под родную кровлю. Как метель и вихри, заметая проложенные следы и ломая поставленные вехи, за­ставляют плутать дорожных людей, так издревле думали, что, уничтожая сле­ды отъехавшего родича, можно помешать его возвращению. Русские люди бережно хранят память об ушедшем страннике, свято веря, что он вернётся.

А ещё наш язык уподобляет дорогу разостланному холсту: и доныне гово­рится: полотно дороги. Народная загадка: «Ширинка — всему свету не ска­тать» — разумеет дорогу. И недаром существует обычай: когда кто-нибудь из членов семейства уезжает из дому, то остающиеся машут ему платками, что­бы путь лежал скатертью, так и говорится: скатертью дорога, — дабы путь был ровен и гладок.

Архетип мышления, что жизнь — это путь, и поэтому движение неизбеж­но, двигаться надо, следовать путями жизни так или иначе придётся, застав­лял русского человека торить новые стези, соблюдая при этом здравомыслие и осторожность: Тише едешь — дальше будешь, хотя всё равно побеждали непоседливость и рисковость: ведь стоячая вода гниёт; под лежач камень и вода не течёт; и камень лёжа мхом обрастает.

Вековечная русская мечта — увидеть край света, то место, где свет кли­ном сошёлся, — гнала наших предков из дому. Необъятная наша Русь дела­ла дороги неизбежной частью жизни. Домоседство русскому не свойственно. До сих пор уму не постижимо, как дерзновенно осваивали русские люди да­лёкие земли, им на своих ближних просторах было тесно, они искали воли и отправлялись в путь, и рисковали головой, и заселяли земли, которые на­звали потом Великой Русью. Великую Русь могли освоить, сделать своей только великие люди, богатыри, волевые и сильные, расчётливые да примет­ливые, всегда готовые пуститься в путь. Не зря только в русской земле с её психологией жизненного пути явилось казачество. Казак в переводе с тюркского — бродяга. Говорили на Руси: «Ка­зачьему роду нет переводу». Это о том, что были и будут у нас пассионарные, смелые и дерзкие любители вольной волюшки, не способные ходить под ярмом по кругу. Но то не азиатские скитальцы, не кочевники перекати-поле без роду-племени.

Русские казаки — это люди, расширявшие границы нашего государ­ства, бившие царю челом новыми землями. Ермак Тимофеевич, завоевав Сибирское ханство, покорив Кучума и договорившись с множеством мелких ме­стных князьков об их подданстве, не сам взялся править покорённой землёй — он поклонился этой землёй Царю-Батюшке. Одна забота была у русского чело­века, торившего новые пути-дороги, — о родной земле, чтобы она, родимая, была просторнее, богаче, крепче, собравшись под одной могучей дланью.

Так что в наших архетипах мышления исконно заложено, что жизнь — это путь, не топтание на месте, не лежание на печи, а именно путь — движение к цели. Твёрдо усваивал русский человек, что путь жизни должен быть прямой, без кривизны и лукавства, иначе проживёшь, как беспутный или непутёвый че­ловек, забулдыга. С прямого пути нельзя сворачивать, ибо так уходишь от сво­ей, Богом назначенной судьбы. С пути нельзя возвращаться назад! Это ведёт к несчастью. Следовать по пути жизни — значит, не искать его вслепую, а ру­ководствоваться обычаями предков. Вот те черты, которые составляют цель­ную русскую натуру, таковы ключи, которые лежат в основе величия и размаха русского человека. Вот они — наши русские правила жизни: двигаться вперёд и прямо, не сворачивать на кривую дорожку, не переходить пути своему ближ­нему, никогда не возвращаться вспять, а значит — никогда не сдаваться.

Источник:  Центр Сулакшина