“…Также случается, что большие Духи в своей ярой устремленности к принесению максимума помощи пренебрегают осторожностью и излишней выдачей своей психической энергии открывают себя тяжким заболеваниям и тем сокращают свою жизнь, как было с Рамакришной и Вивеканандой.
Так же преждевременно ушла и Екатерина Сиенская. От чрезвычайного напряжения при несении подвига ее нервные центры воспламенились, и она сгорела в муке ярой. Так называемая «огненная смерть» чрезвычайно мучительна. Истинно, отдавшие себя на подвиг постоянно идут по краю пропасти. Конечно, доверие к Учителю и мощь Его спасает от многих опасностей, но они не уменьшаются, потому осмотрительность и бережность к своим силам заповеданы от древности всем носителям подвига”.
Письма Е.И.Рерих. т.7.1940-1947гг. стр.202.
“… Святая Тереза, Святая Екатерина, Святая Жанна д’Арк, Святой Николай, Святой Сергий, Святой Франциск Ассизский, Фома Кемпийский. Эта седьмица Славных, седьмица великих Вестников, великих Учителей, великих Миротворцев, великих Строителей, великих Судей, в них выражен, поистине, великий земной путь. Они трудились бесконечно. Они были здесь, здесь, на Земле, они встречались с теми же самыми препятствиями, с тем же самым невежеством, суеверием и нетерпимостью. Своим светлым познанием они побеждали тьму; они-то знали вечный закон, что давая мы получаем. В этом осознании, в этом созидательном труде они стали истинными Светочами. Если мы принимаем название Фламбо — Светочи, это не абстракция, потому что ничто не абстрактно, это есть истинное выражение прекрасного мудрого подвига”.
1930 г. Н. К. Рерих. Держава Света
Екатерина родилась 121 год спустя по смерти Франциска Ассизского, и потому ее жизнь, конечно, развивалась под влиянием его памяти, шла, так сказать, по колее, оставленной им в истории. И духовное родство между Екатериной и Франциском объясняется как аналогией среды, из которой они вышли, так еще более временем их жизни. Екатерина и Франциск — это две жемчужины итальянской расы, сложившиеся под влиянием одних и тех же условий в один и тот же фамильный тип. Уроженка Сиены, города южной Тосканы — смежной с соседней Умбрией — Екатерина росла под тем же небом, под впечатлениями той же природы, как и Франциск. Религиозность Екатерины носила тот же характер, как и религиозность Франциска; в основании ее лежала та же идея следования за Христом в том самом буквальном и нравственно-идеальном смысле, как ее понимал Франциск. Эта религиозность выражалась у обоих одинаково в беспредельном, жгучем сострадании к ранам и страданиям Спасителя, в неизмеримой за них благодарности и покорности Его велениям, в постоянном личном общении с Ним посредством молитвы, видений и откровений и вследствие этого в экзальтации личной любви, доведенной до высшей степени страсти, на которую способна пламенная и благородная до самозабвения натура. Подобно Франциску, Екатерина еще при жизни считалась в народе святою и после своей смерти сделалась в Италии народною святою, в самом популярном смысле этого слова. Подобно Франциску, она стала красою и гордостью своего ордена.
Детство
Родной город Екатерины Сиена проявил себя в 1260, силой овладев Флоренцией. Город, в котором были университет с медицинской школой и прекрасный собор, управлялся Правительством Девяти. Искусство там было тесным образом связано с жизнью. Сиенские художники были самыми точными выразителями чувств и идей своих великих мистиков. Легенда гласит, что Сиена была основана Ромулом и Ремом, или сыновьями Рема, Асцием и Сением, создавшими её чёрно-белый флаг. К 1339 году Сиена достигла высшей точки политического могущества.
Семья Бененказа была благочестива, но не отличалась никаким предрасположением к аскетизму. Религиозное призвание пробудилось у Екатерины самостоятельно и чрезвычайно рано.
С этого часа, по словам биографа Екатерины, начался перелом в ее жизни; ее нрав изменился; она стала молчалива и задумчива, начала искать уединения для молитвы, меньше есть и стала бичевать свое тело веревкой. Ее пример повлиял на других, и около нее стали собираться девочки-сверстницы, чтобы по ее указаниям произносить молитвы и бичевать себя. Около этого же времени, как она потом рассказывала духовнику, она узнала про жизнь египетских отшельников и других святых. Так как она еще не умела читать и не помнила, чтобы кто-либо ей рассказывал про святых, то она потом это приписывала помощи Святого Духа. Раймонд Капуанский*, её исповедник и биограф, писал: «…ведомая исключительно Святым Духом, она обратилась к житиям и делам святых египетских Отцов и других святых, особенно блаженного Доминика, и ощутила столь сильное желание подражать им, что не могла помышлять о чём-то ещё.» Девочка восторженно поклонялась перед монахами доминиканского монастыря в Сиене. Когда маленькая Екатерина видела проходящих по улице мимо ее дома доминиканцев, она замечала, где они шли, и потом целовала след их ног. Мысль посвятить себя иночеству занимала ее детское воображение. Однажды она задумала идти в пустыню и, взявши с собой кусок хлеба, тайком выбралась из города и запряталась в уединенном месте; но вечером ей стало страшно, и она вернулась в отцовский дом. Потом у нее явилось желание поступить в доминиканский монастырь, и она стала мечтать о том, чтобы осуществить эту мысль, по примеру св. Евфросинии, переодевшись в мужское платье и отправившись в отдаленный монастырь, где ее не знали.
Среди этих еще детских мечтаний Екатерина не замедлила семи лет совершить решительный шаг. Пав на колени перед Святой Девой, которая «первая из женщин посвятила Господу свою девственность», Екатерина просила ее дать ей в женихи ее Сына и дала обет никогда не знать другого жениха и вечно оставаться девственницей. Не зная того, что происходило в детском сердце, мать Екатерины в своем сердце лелеяла совершенно другие мечты, и когда девочка стала подрастать, она уговаривала ее заботиться о своей прическе и рядиться. Не имея успеха, мать прибегала к помощи своей старшей замужней дочери, которую Екатерина нежно любила. Девочка поддалась настояниям сестры, но потом, горько в этом раскаявшись, еще решительнее стала отвергать всякие наряды. Между тем родители и родственники начали действительно приискивать женихов, и когда убедились в полном нерасположении девушки к браку, то обратились к посещавшему их дом и дружественно расположенному к семье доминиканскому монаху. Тот обещал свою помощь, но, поговоривши с девушкой, поддался ее влиянию и дал ей совет покончить дело, чтобы ее оставили в покое. Последовав его совету, «как будто посланному с неба», Екатерина схватила ножницы и обрезала под самый корень свои волосы, «которыми она так много нагрешила и которые так возненавидела». Согласно обычаям того времени это означало, что она приняла постриг, являясь свободной от мирской суеты. Увидев дочь с покрытой головой, мать сорвала с нее покрывало и к ужасу своему убедилась, что дочь срезала свои прекрасные косы. На жалобный крик ее прибежал отец и все домашние, намерения Екатерины стали вне сомнения, и между девочкой и семьей началась открытая борьба.
Наконец пришло для Екатерины первое тяжелое испытание в родной семье. Ей было 14 лет; пора детских мечтаний о поступлении к доминиканцам миновала; она осмотрелась в жизни; ее призвание и путь к его осуществлению выяснились для нее. Заветным желанием Екатерины было вступление в общину сестер-мантеллат, но сестрырешительно отказали ей на том основании, что так как они живут на свободе, то у них не в обычае принимать в свою среду девушек или молодых женщин, а только женщин пожилых, с установившейся репутацией. Вскоре после этого Екатерина опасно захворала, по словам ее биографа, болезнью, нередко нападающей на детей при переходе к зрелому возрасту. У нее сделался сильный жар, и все тело ее покрылось мелкими волдырями, так что нельзя было узнать ее лица. Видя отчаяние матери, Екатерина сказала ей: «Если хотите, дорогая матушка, чтобы я выздоровела, устройте так, чтобы меня приняли в общину сестер; в противном случае я не сомневаюсь, что Господь и св. Доминик, которые зовут меня к себе, сделают так, что вы не увидите меня ни в том, ни в каком-либо другом одеянии». После этого мать, желая спасти дочь, стала так настоятельно упрашивать сестер сделать для дочери исключение, что те, тронутые ее просьбами, решили послать некоторых из своей среды посетить больную. Увидев девушку в таком невзрачном виде и убедившись в ее благоразумии и несоответствующем ее летам развитии, они согласились на ее просьбу. Так исполнилось желание девушки: теперь она свободно могла «служить Господу», как она это понимала. Она осталась жить в семье, где ей предоставили ее прежнюю комнатку в полное распоряжение. Впоследствии, по смерти отца, и когда «ее молитвами» семья разорилась, Екатерина устроила свою особою общину, куда переехала жить с престарелой матерью.
Подвижничество
Не довольствуясь этой победой над потребностью тела, Екатерина подвергала его непосредственным истязаниям. Сначала она носила на теле власяницу, но потом стала тяготиться ею и из чистоплотности заменила ее железною цепью, которою так крепко опоясывалась, что она врезалась в тело и воспаляла кожу. Под конец жизни, когда она часто стала болеть, духовник заставил отказаться от ношения цепи.
Однажды она увидела в своей каморке лучезарное распятие Христа: “Дочь моя, Екатерина, видишь ли ты, как Я страдал за тебя, пусть же тебе станет легко выносить страдания ради Меня”,- сказал ей Христос. “Дочь Моя, если ты хочешь приобрести доблесть мужества, то необходимо, чтобы ты взяла Меня в образец”. Затем Христос говорил, что хотя Ему было бы легко уничтожить всех своих врагов, Он пожелал, однако, победить “путем креста”, чтобы служить образцом для людей. Поэтому: “Если вы желаете стать мощными для победы над всякой вражеской силой, то считайте крест своим утешением, как и Я сделал. И чем более вы будете страдать ради Меня, тем более будете Мне подобны”.
Три года она выходила из своей скромной кельи только чтобы побывать на Мессе, нарушала молчание только для исповеди или в крайних случаях, питалась скудно и в одиночестве, читала вслух церковную службу в часы, когда знала, что сёстры-доминиканки спят.
Эти явления так изумляли и пугали людей, окружавших Екатерину, что их неразумное участие или грубое любопытство причиняло ей много горя в ее беспомощном состоянии. Однажды ее мать, еще не привыкшая к экстазам дочери, увидев ее в этом состоянии с наклоненной на сторону головой, стала так сильно выпрямлять ей шею, что едва не сломала нежных хрящей ее шеи, и Екатерина долго после этого ощущала в ней нестерпимую боль. Жертвою совершенно другого побуждения сделалась Екатерина в Авиньоне, как мы знаем из рассказа сопровождавшего ее Стефана Маккони. Здесь, среди светского, суетного и маловерующего папского двора, святость жизни сиенской девушки и в особенности ее экстазы вызывали самые разнообразные чувства и недоумения. Сестра самого папы просила духовника Екатерины известить ее, когда она будет причащаться, чтобы при этом присутствовать, так как после причастия Екатерина всегда впадала в экстаз. Когда в следующее воскресенье Екатерина вошла в отведенную ей папою часовню и с ней начался экстаз, Раймунд послал за графиней, сестрою молодого Стефана. Та поспешила явиться со своей свитой, среди которой находилась и жена ее племянника, графиня Мария де Тюрен, молодая, тщеславная женщина. Желая испытать и, вероятно, обличить Екатерину, она под видом благочестия склонила лицо свое к ногам распростертой в экстазе девушки и несколько раз пронзила их острой иглой; «Екатерина же пребывала все время без движения, как она бы оставалась даже, если бы ей и отрезали ноги». Когда все ушли и Екатерина возвратилась к сознанию, она почувствовала такую сильную боль в ногах, что едва могла ступать. Отыскивая причины боли, ее спутницы увидели уколы и запекшуюся на них кровь.
Обручение в вере
Мы начнем с того события в психической жизни Екатерины, которое имеет символическое значение не только для нее, но и для необозримого числа средневековых девственниц, посвящавших свою жизнь Христу. То, что было обычной метафорой в иноческой жизни, общепринятым представлением, к которому Екатерина с детства привыкла, это она пережила в мистическом трепете своей души как реальный факт. Подобно александрийской мученице, имя которой она носила, Екатерина обручилась с Христом. Она часто молилась Господу, чтобы ее вера была увеличена, и ей был дан ответ: «Я обручусь с тобой в вере». Это обещание осуществилось в событии, отчетливо описанном Екатериной.
Однажды, когда во время шумного итальянского карнавала, перед началом поста, в прощенный вторник 1367 г. Екатерина, одинокая в доме, молилась в своей комнатке об укреплении ее в вере, Христос вознаградил ее за то, что она презрела ради него «суету мирскую», торжественным празднеством для ее души. Видение было полное, охватившее зрение и слух: при звуках псалтыри царя Давида, Богоматерь взяла ее правую руку и, протянув ее к Сыну, просила Его, чтобы Он удостоил ее обручиться с Ним в вере. И Христос протянул ей золотое кольцо с прекрасным алмазом и четырьмя жемчужинами и надел ей его на руку. «Видение исчезло, но кольцо навсегда осталось на руке». Часто, хотя всегда скромно, признавалась Екатерина своему духовнику, что она постоянно видит кольцо на своей руке и что никогда не случалось, чтобы оно было для нее незримо.
То, что здесь выражено в отвлеченном представлении, совершилось в другой раз в виде конкретно пережитого психического процесса. Повторяя в своей молитве слова псалмопевца «сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня» (50, 12), Екатерина просила Господа взять у нее сердце и волю. В видении ей после этого явился Христос, вынул из груди ее сердце, чтобы дать другое сердце, более похожее на Его собственное. Это видение буквально повторяло слово из Писания:”Сердце новое дам вам”. Испытанное Екатериной ощущение было так живо, что она после этого и физически не ощущала у себя сердца и сказала об этом своему первому духовнику. Тот поднял ее на смех и уверял, что человек не может жить без сердца. Несколько времени спустя Екатерина, оставшись одна в часовне мантеллат при Церкви доминиканцев и собираясь идти домой, увидела вокруг себя яркий свет.Среди этого света предстал пред ней Христос, держа в руке своей лучезарное сердце, которое Он и дал ей взамен ее прежнего сердца. На груди ее навсегда остался след от полученной при этом и зажившей потом над сердцем раны, как неоднократно уверяли духовника сестры общины Екатерины.
Подозвав к себе духовника, Екатерина шепнула ему, что была удостоена принять на теле своем раны Господа Иисуса Христа и на расспросы Раймунда поведала следующее: узрев Господа, сходящего к ней с креста в ярком свете, она, желая невольным порывом души идти на встречу своему Творцу, была принуждена подняться всем телом; в это мгновение она увидела нисходившие к ней из ран Спасителя пять кровяных лучей; и едва она успела произнести мольбу, чтобы эти ниспосылаемые ей раны не обнаружились на ее теле, как кровяной цвет лучей превратился в ярко-блестящий, и они прикоснулись к пяти местам ее тела. На вопрос духовника, чувствует ли она в этих местах боль, она, глубоко вздохнувши, сказала, что чувствует «такую сильную боль, в особенности около сердца, что если Господь не совершит нового чуда, то ей кажется невозможным дольше жить с такою болью». По возвращении в дом, где она жила, Екатерина тотчас впала в сильный обморок. Приближенные ее, привыкшие к ее экстазам, никогда не видели ее в обмороке и потому сильно за нее опасались. Действительно, она целую неделю очень страдала и была близка к смерти и только в следующее воскресенье, причастившись и подвергнувшись обыкновенному припадку экстатического состояния, снова окрепла.
Служение
Жажда страданий у Екатерины проистекала из огромной, все возрастающей любви к Христу, из желания следовать Ему, страдать подобно Христу и вместе с Ним. «Какое другое доказательство нашей любви -пишет она монахине Джиованне – можем мы дать Христу, кроме сострадательной любви нашей ко всякому творению, имеющему в себе разум?» Она считает необходимым любить все явления мира. Как и у Франциска, эта любовь торжествует у Екатерины над аскетизмом и преобразовывает монашество. Озаренный этой любовью мир утрачивает свою печать отверженности. Его явления, говорит Екатерина, «имеют мирской характер, насколько мы их делаем таковыми». Любовь украшает мир и делает его снова достойным внимания. «Я хочу, — пишет Екатерина Джиованне, — чтобы ты любила все эти явления мира». Но она требует этой любви к явлениям мира не ради них самих, а потому, что только в соприкосновении с миром может проявиться любовь как движущая сила и как вечный источник творческой деятельности. Эту мысль Екатерина выразила в чудных по их простоте словах, которые можно признать девизом ее собственной жизни: «Любовь никогда не остается бездеятельна, но всегда проявляется в великих делах».
Брат Габриэле да Вольтера был провинциалом ордена францисканцев и верховным инквизитором Сиены. Он считался одним из самых знаменитых богословов и проповедников того времени в Италии. Вместе с другим известным богословом Джованни Тантуччи он решил проверить слухи о мудрости Екатерины и стал спрашивать ее о сложных проблемах богословия и Священного Писания.
Э.Андерхилл. Мистицизм. Часть вторая. Глава V. Голоса и видения. 2003.
Комментариев пока нет... Будьте первым!