Музей Николая Рериха в Нью-Йорке

Судьба определила нам быть здесь, и это очень важно, потому
что наш музей — это звено, именно звено культурное, между
Советским Союзом и Америкой.
З.Г. Фосдик

Много лет мы мечтали о поездке в Нью-Йорк, в Музей Николая Рериха, созданный стараниями верных сподвижников Рерихов, в первую очередь — Зинаиды Григорьевны Фосдик. Мы представляли, как увидим полотна великого Мастера, ознакомимся с бесценным фондом Музея, поблагодарим лично всех сотрудников, с которыми на протяжении многих лет мы могли общаться только письменно и которые неизменно помогали Сибирскому Рериховскому Обществу; откликаясь на наши просьбы, в самые короткие сроки они высылали нам необходимые материалы — ни одно обращение не оставалось без ответа.

Пока в Новосибирске шло строительство Музея Н.К. Рериха, о посещении Музея Николая Рериха в Нью-Йорке не могло быть и речи, а после его окончания такая возможность появилась.

В официальном приглашении, присланном директором нью-йоркского Музея Дэниелом Энтином в СибРО, говорилось: «Мы хотели пригласить Вас, чтобы Вы приехали, посмотрели, как мы работаем, изучили материалы в наших архивах и заложили основы будущего сотрудничества в общих проектах. Мы ждём Вашего положительного ответа».

Благодаря помощи друзей, которым коллектив Сибирского Рериховского Общества выражает огромную признательность, эта поездка состоялась, и 7 марта наша небольшая группа в составе трёх человек вылетела в Нью-Йорк.

Две недели, проведённые там, пролетели как одно мгновение, но осмысление всего, что мы увидели и почувствовали, продолжается. Зная о том, сколько друзей ждёт рассказа об этой поездке, слыша просьбы: «Расскажите хоть что-нибудь, важно всё, каждая мелочь», — мы подготовили материал для публикации в журнале, а также для сайта СибРО.

История приобретения здания, расположенного на 107-й улице Нью-Йорка, под нынешний Музей Рериха хорошо известна по письмам Елены Ивановны Рерих, адресованным Зинаиде Григорьевне Фосдик в Америку в 1948 – 1949 годах. Учитель через Елену Ивановну указывал группе верных сотрудников на покупку именно этого дома.

«При найме дома даже самые грубые люди обойдут все помещения и выразят свои чувствования. Разве можем поместить учеников Наших в дома неосмотренные? Нужно знать всё окружающее. Нужно почувствовать все наслоения прошлого, прежде чем устремиться в будущее»¹, — сказано в Учении Живой Этики.

На этой тихой улице все дома — старой постройки: на них много лепного декора, различных архитектурных украшений. Плотная застройка, характерная для всего Нью-Йорка и не вызывающая восторга, в данном случае нас порадовала: ведь благодаря этому обстоятельству здесь невозможно внедрение какого-нибудь современного гиганта из стекла и металла.

Здание, в котором находится Музей, построено в 1898 году. Оно имеет очень узкий фасад: входная дверь и одно окно на первом этаже определили ширину дома. Нам рассказали, что во времена, когда строились эти дома, существовал большой налог на размеры фасадов, выходящих на улицу. Потому большинство старых зданий — узкие, строения уходят своими объёмами вглубь. Если у фасада дома обычные пропорции, то это свидетельствует о богатстве построившего его владельца.

Дворик Музея

Вестибюль Музея

С противоположной стороны Музей имеет выход в маленький внутренний дворик с насыпным грунтом. Летом он утопает в зелени и цветах. Здесь растёт большое хвойное дерево, по веткам которого скачут белки. Сотрудники Музея мешками закупают орехи и подсыпают их в специальную корзинку на окне первого этажа. Если орехи заканчиваются, белки с сердитым видом выстраиваются в ряд на подоконнике в ожидании корма. Как о чём-то совершенно обычном, нам рассказывали о енотах, облюбовавших себе место на пожарной лестнице на уровне подоконника третьего этажа. Находясь в тиши этого чудесного дворика, где слышен только гомон птиц и лёгкий треск ореховой скорлупы, наблюдая деловито снующих белок, трудно представить, что мы находимся в центре огромного города, максимально насыщенного всеми достижениями современной цивилизации.

Здание Музея имеет пять этажей и глубокий подвал. На первых трёх расположены выставочные залы, на остальных — служебные помещения, архивы, библиотека. На месте, где когда-то была вторая лестница, установлен современный лифт. В подвале, помимо прочего, пакуются посылки и бандероли.

Каждый побывавший в Музее сразу понимает, что имеющихся площадей для его фондов уже не хватает. Первая комната, куда попадает посетитель Музея, является и вестибюлем, и выставочным залом, и рабочим кабинетом, и киоском. Когда мы узнали, что продаётся красивый особняк, расположенный рядом, на углу улицы, — мысли у нас были одни: как было бы хорошо, если бы у Музея появилась возможность расширить свои площади!

Выставочный зал на втором этаже

Дэниел Энтин за рабочим столом

В Музее работают четыре постоянных сотрудника: Дэниел Энтин — его директор, Аида Тульская, Гвидо Трепша и Наталья Фомина. Коллектив небольшой, но стабильный и дружный. Есть много волонтёров — помощников, приходящих по мере возможности. Во время нашего визита здесь обучали работать девушку, приехавшую в Америку из Багдада. Познакомились мы и со славной, очень скромной Джин Флэтчер, регулярно приезжающей из Монреаля и подолгу, по четыре — шесть месяцев, работающей в Музее.

О том, как трудится и сколько делает коллектив Музея, можно рассказывать долго: это не только приём посетителей, но и издательская работа, распространение книг Учения, переведённого на разные языки; ведутся исследования, систематизация архивных материалов. Обширна география корреспонденции, приходящей в Музей, и часто надо не просто ответить, а в чём-то помочь, что-то разъяснить: одних интересует Учение Агни Йоги, других — картины Рериха, и не обязательно эти два вопроса связаны между собой. Письма приходят из таких мест, что и представить трудно, — Наталья Фомина как-то, улыбаясь, сказала: «Недавно Дэниел отсылал ответ в джунгли». И это отнюдь не образное выражение. Мы не раз слышали то, о чём читали раньше: «Музей следует… принципу, завещанному нам Рерихами, — не навязывать, не пропагандировать Учение Живой Этики. Правилом Елены Ивановны было: издать книгу и ”положить её на перепутье” — уйти и никогда не говорить об Агни Йоге, пока не задан вопрос»².

Более 150 работ Н.К.Рериха выставлено сейчас в Музее. Назовём самые известные из них: «Матерь Мира», «София Премудрость», «Капли жизни», «Мадонна Орифламма», «Ангел Последний», «Звезда Утра», «Пантелеймон-Целитель», «Оттуда», «Падма Самбхава», «Пророк Магомет», «Звезда Героя»… Здесь же находятся самые известные портреты Николая Константиновича и Елены Ивановны, созданные их сыном Святославом Рерихом.

Выставочные залы на втором этаже Музея

На третьем этаже Музея

Когда нас спрашивают, что мы чувствовали, видя столько полотен Николая Константиновича Рериха (и каких полотен!), очень трудно найти ответ. Описать впечатление от залов Музея с его бесценными шедеврами невозможно. Насколько позволяло время, мы ходили от картины к картине, стараясь запомнить оттенки красок, прислушиваясь к своим ощущениям… Помимо полотен Рерихов, в музейной экспозиции много предметов, привезённых ими из экспедиции, а также присланных из Кулу, когда семья собиралась возвратиться на Родину.

Посещение Музея и всех его мероприятий — бесплатное. Дэниел пояснил это просто: «Мы хотим, чтобы люди с любыми возможностями могли увидеть творчество Рериха». Посетители свободно передвигаются по залам, присаживаются на стулья или прямо на ступеньки лестницы: одни что-то записывают, другие над чем-то размышляют, а кто-то садится перед монитором компьютера и знакомится с материалами Музея, которых нет в экспозиции; никто никого не торопит. Атмосфера здесь такая, что даже дети, пришедшие с родителями, ведут себя тихо и спокойно.

В одном из залов второго этажа стоит старый «Steinway» — рояль Зинаиды Григорьевны Фосдик. Бережная забота об инструменте и его сохранности проявляется в самой высокой степени, специальная фирма установила дорогостоящую систему его увлажнения, которое регулируется автоматически. И всё же это не просто музейный экспонат — рояль звучит, в Музее регулярно проходят концерты. Мы побывали на одном из них. В программе — фортепианные произведения Моцарта, Баха, Листа, Шостаковича. Играла молодая пианистка Ренана Гутман, обладательница главных призов конкурса Ференца Листа в Лос-Анджелесе, фестиваля клавишных инструментов в Нью-Йорке и многих других. Её исполнение произвело сильное впечатление, пианистов такого высокого класса не часто приходится слышать.

З.Г.Фосдик и Д.Энтин. 1970-е годы

Сформировался определённый круг людей, которые постоянно бывают на концертах. Слышна русская речь, очень много выходцев из России. Сидящий рядом мужчина, узнав, что мы впервые здесь на концерте, и решив, что мы тоже живём в Нью-Йорке, не мог сдержать удивления: «Как это — впервые? Русским — и не знать этого места!»

В Музей мы приходили утром, задолго до открытия, и уходили поздно вечером. Сотрудники с пониманием относились к нашему желанию подольше побыть в залах среди дорогих сердцу картин и говорили: «Не смущайтесь, чувствуйте себя как дома». До предела занятые, они оставляли дела, чтобы пообщаться, обстоятельно ответить на наши вопросы. «Вы тоже часть моей работы, — отвечал нам Дэниел, когда мы сокрушались о том, что забираем у него столько времени. — А на письма я отвечаю ночью, когда вы уходите». И если Дэниела спасало то, что для разговора с ним нужен был переводчик, что придавало процессу общения определённую степенность, то остальным сотрудникам (а они все русскоговорящие) было сложнее. Чувствуя, что времени, когда можно сидеть и беседовать, нам всё равно недостаточно, мы следовали за ними с диктофоном. Особенно это касалось Гвидо, который проводит большую исследовательскую работу по уточнению названий картин Н.К.Рериха, скрупулёзно отслеживает весь процесс изменения названий, данных самим художником. Известные аукционы «Сотбис» и «Кристис» пользуются его консультациями в отношении не только названий картин, но и их датировки и других деталей — всего, что необходимо для полной информации о полотнах. Работа ещё не закончена, — по словам Гвидо, потребуется ещё года два. Он рассказал, как была найдена и какой путь проделала картина Н.К.Рериха «Сокровище Ангелов», прежде чем она попала к Мстиславу Ростроповичу; о том, что Л.Хорш предлагал Третьяковской галерее выкупить у него коллекцию картин Рериха, направив туда их каталог. Гвидо с тревогой говорил об участившихся подделках работ Рериха, появившихся одновременно с ростом цен на его полотна.

По настоящее время в Музей продолжают поступать картины Николая Константиновича. Нам показывали несколько работ, подаренных совсем недавно, они даже не были ещё оформлены в рамы.

Одна из задач нашей командировки — собрать материалы о Зинаиде Григорьевне Фосдик, которой Николай Константинович, подводя итоги их двадцатилетнему знакомству и сотрудничеству, дал такую характеристику: «Вот уж поистине верный страж. Там, где другие отступают, убоявшись житейских волн, она неутомимо строит новые полезные очаги. А ведь противодействующих сил много»³.

Конечно, в настоящее время никто другой в Америке не может знать о Зинаиде Григорьевне больше и сказать о ней полнее, чем Дэниел Энтин, которому она сама поручила заботу о Музее. «Я решил раз и навсегда, что пришёл помогать ей», — вспоминал Дэниел. Говоря о Зинаиде Григорьевне, он неизменно подчёркивал главные её качества — абсолютную преданность своим Учителям и столь же полную бескомпромиссность во всём, что касалось Дела, которому она служила. Этого же она требовала и от сотрудников.

Зинаида Григорьевна сама водила экскурсии, объясняя посетителям содержание картин. На наш вопрос, оставила ли Зинаида Григорьевна какие-то указания относительно деятельности Музея, Дэниел ответил: «Единственное условие — заботиться о русских друзьях». От него мы также узнали, что Зинаида Григорьевна не хотела, чтобы её прах находился в каком-то определённом месте, она завещала рассеять его во дворе Музея, в садике, что и было выполнено. Уезжая домой, мы взяли с собой горсть земли, послав лучшие мысли от всех нас — и присутствующих здесь, и оставшихся в Новосибирске друзей — несгибаемой воительнице, которая боролась за Дело своих Учителей до конца, положив столько трудов на воссоздание Музея.

Николай Качанов

В Нью-Йорке мы планировали повидаться с супругами Качановыми, живущими в Америке с 1981 года. Николай и Тамара — музыканты по профессии, бывшие новосибирцы. В настоящее время Тамара работает администратором в Колумбийском университете, а Николай руководит созданным им русским камерным хором, выступает с концертами. При встрече с нами Николай рассказал, как, приехав в Нью-Йорк, они с женой вскоре пришли в Музей Рериха и заявили Зинаиде Григорьевне о себе как о приверженцах Учения Агни Йоги. «Вы, конечно, понимаете, — говорил Николай, — что мы ожидали увидеть в ответ какую-то соответствующую реакцию. Но то, с чем мы столкнулись, тогда понять было трудно. Зинаида Григорьевна никакого интереса к нам не проявила. Дескать, изучаете — что ж, хорошо». Несмотря на это, они продолжали приходить в Музей. Через какое-то время, к своему большому изумлению, Качановы получили по почте приглашение стать членами Общества Агни Йоги, подписанное директором Музея, кем и являлась тогда Зинаида Григорьевна Фосдик. Позднее, спросив её, почему вначале им был оказан столь равнодушный приём, они услышали в ответ, что ей надо было проверить, насколько сильно их желание приблизиться к деятельности Музея, а значит, и к постижению Учения. С тех пор общение Качановых с Зинаидой Григорьевной стало совсем другим.

Мы задали Николаю вопрос: «Была ли среди картин Рериха та, которую Зинаида Григорьевна как-то выделяла?» Он тут же воскликнул: «Да, была!» — и, стремительно встав, подошёл к картине Рериха «Белый и Горний»: «Перед этой картиной Зинаида Григорьевна часто стояла, думая о чём-то. Что-то такое она в ней видела… Но не говорила об этом», — добавил он после паузы.

¹ Сердце. 490.
² А.Тульская. Послесловие // Письма в Америку. III. М., 1996. С. 509.
³ Н.К.Рерих. Листы Дневника. Т. 2. С. 301.

Источник:  журнал “Восход”, 2008, №4