ГОРЕ ВАМ, БОГАТЫЕ

Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко,
нежели богатому войти в Царствие Небесное
Евангелие от Матфея гл.19, стих 24.
Корень всех зол есть сребролюбие.
Первое послание к Тимофею, Гл.6, стих 10

Честный исследователь обнаружит множество поразительных расхождений между евангельским христианством и христианством в том его виде, как оно проповедуется и осуществляется на практике сегодняшней Церковью. Так, например, в Евангелии мы находим твёрдую веру в человеческую природу и оптимистический взгляд на возможности, которыми располагает человек здесь, на земле. Для церкви же характерны сегодня настроения разочарования, нарастающего упадка веры в человеческую натуру, чаяния в возможности каких-либо плодотворных результатов наших усилий по созданию Божьего Царства на земле.

Но самым поразительным различием, не лишённым, разумеется, связи с теми расхождениями, о которых я только что говорил, является различное отношение к деньгам — к способам их приобретения и употребления, к связанным с ними соблазнам и к заключённым в них опасностям. Весь Новый Завет, и в особенности Евангелия, полны предостережений относительно денег.

Главным врагом, с которым пришлось иметь дело Учителю, возвестившему своё евангелие милосердия, был Мамона. Богатому юноше, совсем уже было приблизившемуся к Царству Небесному, любовь к деньгам помешала всецело отдаться служению Господу. Большое имение толкнуло богача на путь эгоистичной праздности. Стяжательские помыслы посеяли раздор между братьями. Способные люди обратили все свои силы на то, чтобы собирать всё новые и новые богатства во всё более просторных житницах. Иисус назвал их безумцами: «Безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя».

Над самим Иисусом глумились фарисеи, ибо они были сребролюбцами. Он был предан за горсть серебра одним из его собственных учеников. Иисус учил служению людям, и главными его противника ми были те, кто вел экономическую борьбу из-за денег. Куда бы он ни бросил взгляд, он видел, что главным противоречием было противоречие между стяжательством и жизнью, полезной обществу. Он сформулировал это противоречие с великой ясностью в словах: «Не можете служить Богу и Мамоне».

Сказанного достаточно для характеристики от ношения Иисуса к деньгам. Посмотрим теперь, каково отношение к деньгам современных христианских церквей, как оно определяется виднейшими церковнослужителями. Быть может, мне просто не везло, но последние годы мне едва ли приходилось когда-либо слышать в наших виднейших церквах, и из уст виднейших церковнослужителей прямое и решительное осуждение стяжательства и власти денег. Я никогда не слышал от них критического слова по поводу способов приобретения денег или их употребления, по поводу связанных с ними соблазнов и заключённых в них опасностей. И никогда я не слышал ни единого упоминания о том огромном бесконтрольном и часто пагубном влиянии, которое они оказывают ныне на жизни миллионов.

И они молчат об этом в такие дни, когда влияние денег неизмеримо больше и неизмеримо опаснее для душ и тел людей, нежели в тот век, когда Иисус произносил свои неоднократные грозные предостережения.

Так было не всегда. Первые Отцы церкви, хорошо понимавшие, какую опасность представляют со бой деньги, сребролюбие, стяжательство и алчность, постоянно высказывались в том же духе, что и Учитель. То же самое наблюдалось на протяжении всего периода Средневековья. Жизнь, говорили великие религиозные деятели, должна направляться христианскими принципами морали: всякая жизнь — и экономическая жизнь не в меньшей степени, чем жизнь искусства или общественная и семейная жизнь. Богословы в средние века умели обуздывать и торговцев, и баронов, и даже князей. Они обладали ещё громадной властью над умами и совестью людей.

Возьмём хотя бы следующий пример, относящийся к периоду первых крестоносцев, то есть к XI — XIII векам.

В дни, когда Оливер Кёльнский призывал к крестовому походу против сарацинов, один богатый мельник, бывший к тому же и ростовщиком, как-то лёжа в постели, услыхал необычный шум на своей мельнице. Он открыл дверь и увидел двух черных как смоль лошадей, а возле них безобразного и такого же чёрного, как они, человека. Это был Сатана. Дьявол заставил мельника взобраться на лошадь и поехал с ним в ад. Там мельник увидел, как мучились другие люди, не гнушавшиеся ничем в погоне за наживой. Тут же увидал он и пылавшее жарким пламенем кресло, в коем нельзя было найти отдохновение, а одни лишь страдания и вечные муки. И ему сказали: «А теперь ты вернёшься к себе домой и обретёшь воздаяние в этом кресле». Неожиданное потрясение убило его, и он умер без покаяния. Священник же, который за взятку похоронил его в освящённой земле, был отстранён от должности.

На всём протяжении истории вплоть до времён королевы Елизаветы сердцами людей в общем продолжали владеть старые представления о социальной справедливости. Когда помещики стали огораживать общинные земли и превращать их в свою частную собственность, служители церкви, руководствуясь моральным принципами, выступали защитниками народа. Архиепископ Лод, отличавшийся нелицеприятным характером, своей борьбой за интересы народа в аграрном вопросе навлёк на себя злейшую ненависть помещиков. Это послужило од ной из причин, приведших его в Тауэр, а затем и на эшафот.

Однако за 200 лет, между 1500 и 1700 годами, произошли большие перемены. Торговля и промышленность выросли. Был открыт Новый Свет. Совершались великие открытия и великие изобретения. Людей манил блеск богатства. Власть Церкви ослабла. Она отреклась от своего долга.

Необходимы были перемены — устранение сковывающих ограничений феодального периода, и эти ограничения были сметены. Но с устранением необходимых ограничений настойчиво стали раздаваться голоса торговцев: «Не дело простых церковнослужителей решать, что законно, а что нет».

Торговцы добивались свободы рук и добились её, они добились её с помощью гражданской войны. Торговцы были на стороне Кромвеля, и они победили.

Церковь отреклась от своего долга. Она перестала выдвигать новые идеи, отвечающие новым условиям, и оказалась отброшенной в сторону.

К 1700 году вся обстановка в моральном отношении изменилась к худшему. Моральный закон более не управлял миром. Место его заняли соображения полезности и целесообразности. Сам характер собственности изменился. В Средние века собственность не давала никаких абсолютных прав. Человек относился к своему имению как к предмету попечения, владение коим налагало определённые обязанности.

После 1700 года собственность — будь то собственность на какой-нибудь рудник, фабрику или машину — стала рассматриваться как источник абсолютного права, не сопряжённого с какой бы то ни было ответственностью перед обществом. Власть над жизнями людей оказалась в руках отдельных лиц — собственников богатств, заключённых в руднике.

Положение стало ещё более опасным, когда протестантские религиозные деятели на европейском континенте, следуя учению Кальвина, внезапно от крыли, что те же самые качества, которые определяет собой дух стяжательства, составляют необходимую основу личных качеств христианина: усердие, трудолюбие, здравомыслие, просто- та жизни, умеренность, бережливость и тому подобное.

Представители среднего класса — торговцы и промышленники — отнюдь не возражали против этих качеств и, имея теперь в лице официальной церкви уже не критика, а союзника, во всю прыть пустились в погоню за наживой. В XVIII и XIX веках промышленность и торговля шли вперёд гигантскими шагами.

Виднейшие критики из церковных кругов были оттеснены в сторону. Но они не ушли от борьбы. Среди них был мужественный Джерард Уинстэнли, который во время гражданской войны в Англии возглавлял гражданское крыло движения левеллеров, боровшихся против Оливера Кромвеля и едва не свергнувших его. Джерард был глубоко религиозным человеком. Он организовал группу «диггеров», практиковавших коллективную обработку земли.

Джерард много размышлял об отношениях между религией и политикой. В памфлете «Знамя, поднятое истинными Левеллерами», написанном в 1649 году, он говорит: «Бедняков ежедневно принуждают работать за 4 пенса в день, несмотря на то, что хлеб дорог. И при этом десятинный священник (человек, живший на церковную десятину) затыкает им рот и говорит, что под словами «бедные наследуют землю» имелось в виду «внутреннее душевное удовлетворение…»

«А я говорю вам, — добавляет Уинстэнли, — что заветы Священного писания должны быть выполнены по настоящему и в материально ощутимой форме…»

«Вы издеваетесь над именем «левеллер». А я говорю вам, что Иисус Христос — главный Левеллер».

«Я заявляю вам, — говорит Уинстэнли, — что это божественное учение, которое вы называете «духовным и небесным» (протестантизм, прим. ред.) — вор и грабитель, который приходит, чтобы расхитить виноградник вашего мира; он входит не через двери, а проникает иным путем. Это божественное духовное учение — попросту обман, ибо пока люди взирают на небеса, меч тая об ожидающем их счастье или страшась ада, куда они могут попасть после смерти, они не замечают того, что делают с ними эти десятинные священники и им подобные, пока они ещё здесь, на земле, и пока они ещё живы».

Уинстэнли чувствовал бы себя в родной стихии в евангельские времена или в начальные времена истории Церкви, с гуситами в 1430 году, с Джоном Боллом в 1380 году или — добавил бы я — с Марк сом и Энгельсом в 1849 году.

Но он писал в 1649 году, и его уничтожили вместе с его коллективными фермами, вместе со всем его движением.

О том, насколько полной оказалась капитуляция Церкви, уже не осмеливавшейся более выступать с критикой, говорит следующий пример, относящийся к XVII столетию. Г-н Лигэм писал в своей истории острова Барбадос: «Я беседовал с хозяином плантации и сказал ему, что бедный самбо, негритянский раб, очень хочет стать христианином. Он ответил, что население этого острова подчиняется английским законам, а по этим законам мы не можем сделать христианина рабом. Я сказал ему, что моё желание совсем иное — я хочу сделать раба христианином. Действительно, сказал он, это совсем иное дело. Но как только этот самбо станет христианином, он уже не сможет считать его рабом, и таким образом они, плантаторы, утратят ту власть, которую имеют над ними как над рабами. А это создаст такой глубокий разрыв между ними, что все плантаторы острова ста нут проклинать его. Я был просто ошарашен, а бедный самбо — самая чистосердечная, честная и добрая душа, какая когда-либо жила на свете, остался вне лона Церкви».

А спустя пятьдесят лет епископ Лондонский в письме к хозяевам плантаций предложил остроумный способ примирения церкви с работорговлей. Христос, заявил он, пришёл, чтобы дать людям свободу от греха и от Сатаны, от похоти и неумеренных желаний, а не от порабощения человека человеком. Люди остались и после крещения рабами, и Церковь морально отреклась от своего долга. Но никогда не было недостатка в христианах, которые отказывались отречься. Как и во времена пророка и апостолов, всегда находились люди, отказывавшиеся отречься. Это был «остаток», о котором говорят пророки. Они продолжали борьбу против превосходящих сил и одержали немало замечательных побед. Они продолжали борьбу, несмотря на то, что отрекшаяся от своего долга церковь как организованное целое сторонилась их. Взращенные христианской церковью, они продолжали проповедовать дух евангельского учения Христа.

Возьмём хотя бы следующий выдающийся при мер из жизни нашей страны, относящийся к XIX веку. Лорд Шефтсбери 14 лет добивался введения в Англии закона о 10-часовом рабочем дне.

Какую же помощь оказывали ему предприниматели-христиане, которым так же хорошо, как и ему, было известно, что в одном только Ланкашире 35 тысяч детей в возрасте от 5 до 13 лет работают по 14 или 15 часов в сутки для умножения их прибылей?

Они палец о палец не ударили, чтобы помочь ему. Почитайте дневник Шефтсбери:

«Хотя я и был готов к этому, часто меня огорчают и ставят в тупик поразительные контрасты, с которыми я сталкиваюсь: поддержка со стороны атеистов и неверующих, противодействие или равнодушие со стороны религиозных людей. Я убедился, что на христиан-протестантов мне полагаться не приходится… Вчера вечером удалось протолкнуть законопроект. Оппозиция была позорной: грешники были со мной, святые — против меня. Духовенство здесь, в Манчестере, как всегда, в страхе повинуется капиталу и властям».

И все же никогда не было недостатка в мужчинах и женщинах, принадлежавших к этой благородной когорте критиков. Им, этим людям — таким, как Уинстэнли, Уилберфорс, Шефтсбери, Фредерик Деннисон Морис, Чарлз Кингсли, Конрад Ноэль, Льюис Дональдсон — удалось достигнуть многого.

Они видели и предупреждали о той опасности, какую представляет стяжательский инстинкт, препятствующий прогрессу и губящий жизни людей.

Критики умеют видеть последствия этого греха в широком плане. Мне вспоминается рассказ св. Августина об Александре Великом и захваченном им пирате. Когда император спросил этого человека, как он смеет нарушать покой на море, тот ответил с гор дым вызовом: «А как ты смеешь нарушать покой всего мира? Меня называют разбойником оттого, что я это делаю, имея в своём распоряжении всего лишь одно маленькое судно, ты же делаешь это силами большого флота, и за это тебя величают императором».

Да, в те дни, когда маленьких мальчиков вешали за кражу яблок, взрослых людей, наживавших миллионы ценою тысяч загубленных человеческих жизней, награждали дворянскими титулами. Большие деньги, будучи направлены на дурные цели, могут причинить неисчислимый вред. Владельцы их умеют добиваться своих целей тысячами способов, о которых простые люди даже и не подозревают. В результате реформы, ущемляющие права собственности, отвергаются; великие проекты оставляются без внимания; ценные патенты кладутся под сукно.

Почему, например, не было закончено строительство плотины на реке Северн, которая могла бы дать огромное количество электроэнергии? Это объясняется алчностью владельцев каменноугольных шахт и других капиталистических кругов, связанных с угольной промышленностью. Англия, которая, по выражению Бернарда Шоу, окаймлена морями, могла бы сейчас в изобилии производить электроэнергию, совершенно не прикасаясь к своим запасам угля. Почему в такого рода стройки не были вложены большие деньги? Да просто потому, что они не сулят крупных барышей и могут свести на нет барыши, получаемые ныне иным путем.

Почему Запад не проявил настойчивости в раз работке методов использования атомной энергии, которая могла бы удовлетворить энергетические потребности всего мира? Почему роль первооткрывателя в этом деле была предоставлена России, а Запад довольствовался тем, что последовал по её стопам? Я полагаю, что и здесь причиной явились опасения мировых капиталистических кругов, связанных с угольной и нефтяной промышленностью. Морально неконтролируемые стяжательские инстинкты создают на пути к улучшению жизни людей одно препятствие за другим.

Иисус знал, что говорит, когда он сказал: «Не можете служить Богу и Мамоне».

Наука нашла пути, позволяющие создавать богатства в невиданных ранее масштабах. Чтобы использовать эти знания, скажем, в целях обеспечения хороших условий жизни для всех, требуется за тратить огромные капиталы и разработать всемирный план. Какие же капиталы для этого нужны? На это нам отвечает лорд Бойд-Орр: всего лишь одна десятая нынешних всемирных расходов на вооружение.

Лорд Бойд-Орр рассказывает, что после того, как процесс автоматизации производства в автомобильной промышленности будет завершён, число рабочих, требующихся в этой отрасли промышленности, сократится с одного миллиона до 200 тысяч. Что же этому мешает? Отчасти необходимость надежного рынка, который гарантировал бы безопасность вложений капитала и который может быть обеспечен лишь при наличии планового хозяйства. Отчасти препятствием служит также страх перед безработицей. В России нет места этому страху. В условиях планового социалистического хозяйства, не может быть безработицы. Вот почему Россия может идти и идёт впереди всех, указывая нам путь, а мы вынуждены теперь, в последнюю минуту, следовать за ней. Как же в таком случае нам укротить этот самый могучий — и самый опасный, если дать ему волю — из наших инстинктов? Можно ли это сделать? Может ли что-нибудь помочь нам в этом?

Это можно сделать, а как именно — нас научит дитя. Некая мать воспитывала своего маленького сына, руководствуясь тем принципом, что действовать надо так, как подсказывает жизнь. Как-то раз мальчик взял ножницы, обстриг себе волосы с одной стороны и изрезал на мелкие кусочки наволочку. Когда мать его вернулась и увидела, что он натворил, она, вместо того чтобы выйти из себя, предложила провести несколько минут в молчании, дабы за это время их осенило, как надлежит поступить. Когда минуты молчания истекли, она спросила: «Ну, как, додумался ли ты до чего-нибудь?» Сын ответил: «Да, мама, я думаю, что мы больше не должны позволять, чтобы я брал в руки ножницы».

Быть может, и мы, пораздумав в молчании над словами Христа и над его предостережениями, запечатлёнными в Евангелии, об опасности оставлять бесконтрольным в наших руках это страшное оружие — стяжательский инстинкт, придём, наконец, к мудрому решению изъять его или, лучше, использовать его таким образом, чтобы оно не могло причинять ущерб людям, а служило бы их интересам.

Это делалось в прошлом и делается в настоящем. Описанию того, как это делается, будет посвящена следующая глава моей книги.

А пока что я рекомендовал бы всем христианам, ещё бьющимся во имя этих целей с превосходящим противником — всем тем, кто продолжает борьбу невзирая ни на что, перечитать замечательные стихи Ковентри Пэтмора к Артуру Хью Клафу:

Не говори: борьба бесплодна,
Напрасны раны и труды,
И враг с решимостью холодной
Стоит стеной, сомкнув ряды.
Пусть час за часом тщетно волны
Бушуют у подножья скал.
Ведь позади — угрозы полный,
Уж главный набегает вал.
Нет, не с востока лишь с зарёю
Свет льётся сквозь стекло окна.
Хоть тихо всходит солнце над землёю,
На западе, взгляни — земля ясна.

СЛУГИ БЕЗ ГОСПОД

Сын человеческий не для того пришел,
Чтобы ему служили, но чтобы послужить.
Евангелие от Марка, гл. 10, стих45.

Фриц Крейслер, один из величайших скрипачей мира, как-то сказал: «Дар к музыке у меня врождённый. Музыкальную грамоту я инстинктивно знал раньше, чем познакомился с азбукой.

Это был дар Провидения.

Музыка слишком священна, чтобы торговать ею. Современные музыкальные знаменитости, берущие за свои выступления возмутительно высокие гонорары, поистине совершают преступление против человечества.

Я никогда не смотрю на деньги, мною заработанные, как на свою собственность. Это общественные деньги. Я всё время стараюсь умерить свои нужды. Я чувствую себя морально виноватым, когда заказываю какую-нибудь дорогую еду, как если бы это лишало кого-то куска хлеба или отнимало бутылку молока у ребёнка.

Моя дорогая жена придерживается таких же взглядов. За все эти годы моего так называемого успеха мы не построили себе даже дома: на пути нашем стояли бездомные всего мира».

Какой замечательный человек! По духу он родственен Швейтцеру, Гренфеллу и Дамяну.

Но как редки такие люди!

На одного Крейслера приходится 10 тысяч человек, одержимых страстью к стяжательству. Обстановка жестокой конкуренции не благоприятствует воспитанию Крейслеров. Наша молодёжь в начале своего пути проникнута благородными инстинктами, воспитанными семьёй и школой. Однако в дальнейшем жизнь притупляет эти более возвышенные инстинкты. Сколько людей, движимых в молодости сильными и благородными побуждениями, забывает их в зрелые годы и совершенно утрачивает в старости; ими овладевает дух стяжательства.

Приведу один пример. Первые годы моей священнической службы протекали среди сверхбогатых людей. Это были превосходные и, по нашим обычным меркам, вполне честные люди. Их сыновья прониклись в закрытых школах сознанием необходимости быть полезными обществу, быть великодушны ми и справедливыми. Эти юноши по окончании школы обычно начинали работать в семейном предприятии. Что-то в атмосфере его им не нравилось. «Мне противно торговаться из-за гроша, — говорили они мне. — Если бы у меня был небольшой доход, я бы удалился от дел и стал вести жизнь, подобающую джентльмену». «Какая сумма, по-вашему, для этого достаточна?» — спрашивал я. «Ну, триста-четыреста фунтов стерлингов», — отвечали они (в 1910-х годах деньги имели иную цену).

Это были молодые люди из хороших семей, образованные, с хорошими манерами, и многие из них очень способные. Они усердно работали, чтобы до биться обеспеченного положения.

Когда эта цель была достигнута, я говорил им: «Теперь у вас такой капитал, что вам обеспечен до ход в тристачетыреста фунтов в год. Собираетесь ли вы оставить дело?» «Разумеется, не собираюсь, — следовал ответ. — Расходы мои увеличились. Теперь мне нужна тысяча фунтов в год».

Спустя несколько лет я говорил наиболее способным из них, которые сумели к этому времени подняться весьма высоко: «Сколько вы отложили? Ваш капитал, без сомнения, приносит более тысячи фунтов дохода в год. Собираетесь ли вы теперь удалиться от дел? Вспомните, что вы говорили не сколько лет назад?»

В ответ на это они разражались смехом и, по жав плечами, говорили: «Это была всего лишь меч та идеалистически настроенного юноши. А теперь я мужчина, наделённый силой и честолюбием, подо бающими мужчине».

Наиболее способный из этих людей со временем, быть может, будет издавать газеты или займёт место в парламенте, дабы держать в узде идеалистически настроенных юношей, окружающих его и представляющих ныне угрозу ему в его зрелости.

Началось же всё это с попыток уйти от атмосферы охваченного конкурентной борьбой мира. Единственным способом добиться этого было накоплять, а это развязало стяжательский инстинкт. И стяжательский инстинкт победил.

Даже в тех случаях, когда побудительным мотивом служило похвальное стремление обеспечить себя, свою семью и свою старость, тот же самый инстинкт, вышедший из-под контроля, становился для человека угрозой. Хотя многие предпочитают надёжную работу с обеспеченной пенсией заманчивым, но рискованным предприятиям, масса людей всё ещё бьётся в мире конкуренции, убивающей дух братства, товарищества и религии. Как может, например, человек молиться об успехе своего жестокого конкурента или относиться к нему, как к товарищу?

Этот дух стяжательства, погони за наживой, конкуренции порождает множество всевозможных зол. Он побуждает крупные монополии к действиям, самым жестоким образом сказывающимся на жизни сотен тысяч людей. Он наносит ущерб науке, препятствует осуществлению на практике изобретений, разрушает социальные системы. Хотя действие его совершается преимущественно скрытно, от этого оно не менее смертоносно.

На заре своей истории промышленность убивала на фабриках совсем маленьких детей. Они гибли, как мухи. В дальнейшем стали применяться уже более утончённые методы. Когда несколько десятков лет назад надо было спасать интересы торговцев кофе, 30 миллионов мешков кофе было выброшено в море, дабы поддержать цены на высоком уровне; а в Голландии в громадных сараях было сожжено столько скота, что, если бы поставить его в одну линию, она протянулась бы от собора св. Петра в Йорке до собора св. Павла в Лондоне. Но и это зрелище было слишком драматичным для масс голодных людей.

Сегодня применяются ещё более утончённые приёмы. Ради спасения интересов угольных и нефтяных компаний те, кто держит в своих руках наши судьбы, всячески тормозили разработку методов приме нения атомной энергии в промышленных целях, пока Россия не принудила их последовать своему примеру, первой вступив на этот путь. В результате будут голодать тысячи людей, которых можно было бы накормить, если бы этот новый замечательный источник энергии был доступен всем.

Такова одна сторона промышленной деятельности, выправляемой собственническим инстинктом и погоней за прибылью.

Другую её сторону, менее важную, но зато потрясающе вульгарную, символизирует золочёный «даймлер» леди Докер, стоящий 15 тысяч фунтов стерлингов, со специальным шкафчиком для коктейлей и с выгравированными на дверце инициалами хозяйки. На обивку сидений этой машины по шли шкуры шести зебр.

Христианская церковь, которая капитулировала в этом вопросе ещё двести лет назад, смирившись с формулами: «дело есть дело», «всякий за себя и горе неудачникам», остаётся в роли безучастного свидетеля или даже молчаливо одобряет подобные вещи как некий закон природы; или же, что ещё вероятнее, попросту не ведает о том, что происходит, и, не испытывая никакой тяги к знанию, избегает тернистого пути. Явления такого рода вопиющим образом не вяжутся с христианством, противоречат высшим законам человеческой природы.

Какие же выводы вытекают из этого? Доказало ли христианство свою полную несостоятельность? Окончательно ли иссяк яркий свет, исходивший от Иисуса из Назарета? Быть может, все его слова, все предостережения были идеалистичными и совершенно неприменимы на практике, а потому современный мир мог с лёгкостью их отбросить? Быть может, Святой Дух, вдохновлявший первых христиан и христианскую церковь в первый период её существования, угас, не успев осуществить своего великого предназначения?

Ничего подобного! Многие мужественные души, даже будучи загнаны в подполье, пытаются и оттуда напоминать о предостережениях Христа. Это люди, никогда не примирявшиеся с формулой «дело есть дело», люди, отказывающиеся исключить социальные вопросы из своих проповедей. Но это ещё далеко не всё. Наша родина, Англия, предоставила убежище Марксу и Энгельсу —людям, которые создали научное учение о том, как обуздать собственнический инстинкт, использовав его в интересах величайшего из когда-либо замышлявшихся человечеством предприятий.

Ленин, также пользовавшийся убежищем в на шей стране, попытался осуществить эту идею на практике, и это ему удалось. Так, под другими именами, под именами социализм и коммунизм, в основе своей проникнутых истинным духом христианской морали, вновь возрождается христианская идея. Ныне она с растущей быстротой одерживает всё новые успехи.

Эти люди разработали научный метод подчинения собственнического инстинкта, ставящий во главу угла не прибыль, а общественную пользу. Они добились этого с помощью коллективной собственности на средства производства и плановой экономики. Они совершенно устранили прибыль как движущую силу из сферы производства. Там, где раньше всё определяла прибыль, теперь главную роль играет общественная польза. Обогащение путём и пользования труда других людей они объявили тягчайшим преступлением, они назвали этот процесс эксплуатацией и осудили его так же сурово, как мы осуждаем убийство.

Более пятидесяти лет я страстно желал увидеть этот христианский принцип применённым на практике. Я страстно желал увидеть плановое хозяйство, в котором главную роль играет не погоня за при былью, а забота об общественной пользе. Я жаждал увидеть производство, планируемое таким образом, чтобы производственная деятельность человека открывала широкое поле для братского и товарищеского сотрудничества. Я жаждал увидеть такой порядок жизни, при котором главная цель каждого будет не в том, чтобы ему служили, а в том, чтобы служить другим. И всё это я ныне наблюдаю в действии.

Всё это осуществлено, и результаты оказались просто поразительными. До того как учение это было испытано на практике, над ним смеялись, называя его утопией, фантазией.

«Лишите промышленность такой движущей силы, как прибыль, —говорили мне, —и вы уничтожите единственную силу, заставляющую людей трудиться. Что может побудить людей дерзать, изобретать, вводить какие бы то ни было новшества, как не соблазн прибыли? И, кроме того, как это можно планировать промышленное производство со всеми его непредвиденными сюрпризами? Оставьте всё это! Пусть решает рынок, а путь указывает прибыль. Христианство не должно касаться промышленности, а промышленность —церковной кафедры». Один финансист заявил мне об этом без обиняков: «Мы при ходим в воскресенье в церковь для того, чтобы найти там успокоение от треволнений, пережитых за неделю, а не для того, чтобы нас осаждали вопросами о том, что в производственной жизни правильно и что неправильно».

«Горе той стране, которая попытается свою жизнь на этой плановой основе, не признавая прибыль в качестве движущей силы. Она очень скоро потерпит крах».

Но нашлась страна, которая делала это и не по терпела краха. Она сделала это 38 лет назад, одна из самых отсталых стран в мире. Коммунистический мир отказался видеть в прибыли движущую силу производства, осуществив тем самым христианский принцип. Эксплуатация в сфере производства стала рассматриваться как преступление, запрещённое законом.

В этом восточном мире навсегда миновали те времена, когда отдельные люди могли владеть все ми природными ресурсами и эксплуатировать их ради личной наживы, держа, таким образом, в своих руках судьбы огромного множества людей, чьё существование зависит от этих ресурсов.

Нашлась страна, которая осуществила всё это и не погибла. Советский Союз проложил путь, и ныне по этому же пути идут Китай, Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Германская Демократическая Республика, Демократическая Республика Вьетнам и другие европейские и азиатские страны, в общей сложности около одного миллиарда человек.

Тридцать восемь лет назад, да и несколько позднее, меня мягко и добродушно высмеивали на званых обедах за то, что я находил не такой уж нереалистичной идею о применении к сфере производства принципа Иисуса относительно служения обществу. Теперь этот принцип осуществляется среди миллиарда людей.

Изобретательство в Советском Союзе не прекратилось. Новаторство не прекратилось. Инициатива не иссякла. В области самолётостроения эта страна, руководствующаяся заботой о пользе общества, идёт впереди всех. В области автоматики она идёт впереди всех. В области изучения атома и применения атомной энергии в мирных целях она идёт впереди всех. А ныне эта страна опередила всех так же в открытии методов использования в промышленных целях термоядерной реакции.

Коммунистическая промышленность —это не система ожесточённо конкурирующих между собой предприятий. Коммунистическая промышленность напоминает одну большую семейную фирму, фирму, не знающую конкуренции, не имеющую соперников в своей собственной стране. Это фирма, из которой все граждане извлекают непосредственную пользу в виде улучшения социального обеспечения, повышения заработной платы и снижения цен. Всё это является прямым результатом энтузиазма рабочего, его трудолюбия и усердия.

Благодаря этому новому вдохновляющему началу, появившемуся в сфере производства, два самых сильных человеческих инстинкта —эгоистический инстинкт, побуждающий человека заботиться о себе самом и о своей семье, инстинкт вполне оправданный и справедливый, и альтруистический инстинкт, заставляющий его думать о других людях —действуют теперь согласованно, а не вступают в конфликт, как это было прежде. Трудясь с большим усердием, человек помогает одновременно и себе самому и другим. Так же обстоит дело с изобретательством и новаторством. И, отдав себе в этом отчёт, рабочие трудятся всё с большим усердием.

Отсюда и успехи великой семейной фирмы, чьи растущие богатства позволяют давать «каждому —по потребностям». Отсюда и способность страны обеспечить каждому ребёнку бесплатное десятилетнее среднее образование. Отсюда и деньги, необходимые для совершенной постановки дела здраво охранения. Отсюда и щедрые пенсии, назначаемые трудящимся в ещё нестаром возрасте и без каких-либо ограничений приработков. Отсюда и доступное самым широким кругам в основном бесплатное высшее образование со стипендией для студентов. От сюда также и происходящее из года в год непрерывное снижение цен.

Было бы нереалистичным полагать, что в Советском Союзе или в Китае каждый смотрит на свой труд как на служение обществу и совершенно не помышляет о наживе; какие-то мелкие проявления эгоизма всегда имеют место. Было бы глубокой ошибкой думать, что в Советском Союзе все работают из любви к своим ближним; ясно, что это не так.

Но в обществе, где обрублен главный корень, питающий стяжательные инстинкты, у людей больше возможности выработать в себе надлежащие душевные качества, и они действительно их вырабатывают. Добродетели не чинится более препятствий.

В такой стране легче живётся человеку, который принимает плату за свой труд, но трудится не ради платы, и жизнь которого определяется не сделкой, а призванием.

В такой стране людям легче заявить, подобно тому как это заявил видный профессор американского университета: «Гарвардский университет платит мне за то, что я занимаюсь делом, за право заниматься коим я сам бы охотно заплатил, будь у меня такая возможность».

Людям легче смотреть на свою деятельность в избранной области так, как Страдивари смотрел на свои скрипки: «Бог не мог бы создавать скрипки Антонио Страдивари без Антонио». Людям, не являющимся ни художниками, ни поэтами, ни музыкантами, ни создателями замечательных скрипок, в этой стране легче относиться к своим более скромным областям деятельности как к призванию.

В притче Учителя говорится о пастыре, который должен перестать быть наёмником, работающим ради платы и наживы. Простой пастух, человек, исполняющий труднейшую работу в самых тяжёлых условиях, настолько скромен, что он выпал из поля зрения религии, ибо он был слишком занят, чтобы исполнять все законы: именно он, пастух, является тем человеком, которому суждено прославить труд своей жизни как призвание и как искусство в отличие от человека, скупого на труд и гоняющегося только за деньгами.

Утверждение, будто бы только погоня за прибылью даёт великие результаты и денежный стимул —самый могучий из всех стимулов, —есть гнусная ложь. Не деньги дали нам паровую машину Джеймса Уатта — его вёл вперёд дух изобретателя.

Не деньги дали нам «Происхождение видов» Чарльза Дарвина —его манили истина и наука.

Не деньги дали нам Нельсона и Трафальгар —его воодушевляла любовь к родине.

Не деньги дали нам бесценные песни Шуберта (он продавал их по 10 центов) —он пел из любви к музыке.

Не деньги дали нам «Потерянный рай» (Мильтон продал свою замечательную поэму за какие-нибудь десять фунтов) —его звала за собой поэзия.

Не деньги дали нам Жизнь и Смерть Иисуса из Назарета, а через него совершенно новое понимание Бога —им руководила любовь к человеку и к миру.

И всякое общество, в коем человеческая деятельность направляется стремлением послужить другим людям, находится на Пути жизни, указанном Учителем.

Ибо та истина, что величайшим из всех будет тот, кто слуга всем, в такой же мере применима к народам, как и к отдельным личностям. Общество слуг в рамках бесклассового государства —это благороднейший дар, какой может принести какой-либо народ Сообществу Наций.

Публикуется по книге: Джонсон Х. Христианство и Коммунизм / Хьюлетт Джонсон. [пер. с англ. В.В. Исхакович].- М.: Неопалимая Купина, 2013.- 144 с.

Источник:  Адамант