Добрый день! 27 марта мы отмечаем всемирный день театра. Этот вид искусства в древнегреческом Музейоне находился под покровительством сразу двух Муз – Комедии и Трагедии. То есть ещё в те времена он представлял собой арену для выражения ярого драматизма в проявлении разнообразных чувств и страстей (причём, если вначале на сценах театров демонстрировались сюжеты из мифов, то затем театральные действия стали затрагивать практически полностью человеческое общество), где в разворачивающихся зрелищах можно было наблюдать за происходящей борьбой добра со злом, обличением пороков, за героями и их антиподами. Причём, театр (в переводе – зрелище, место для него) был востребован не только среди правителей и знати, но и простые люди жаловали его не меньше. И во многом успех театрального представления зависел от искусности и качества игры актёров, что делало их особо любимыми и почитаемыми (конечно же, при достижении ими высокого уровня актёрского мастерства) в обществе (а иногда и особо гонимыми со стороны сильных мира сего за «представленную» «злую» правду, которую те хотели бы скрыть).

В чём сила этого зрелищного искусства для развития общества? Ведь кто-то считает и использует его только в качестве определённого развлечения – не более того. Дело в том, что на сцене театра человек может посмотреть на себя и себе подобных в различных жизненных ситуациях как бы со стороны и даже (осознанно или нет) прожить её вместе с героями в своём сознании, то есть заложить для себя определённую программу действия в схожих случаях.

«Театр есть мощное, может быть, самое мощное средство для воспитания детского и юношеского характера. Именно театр, при достойном выборе пьес, может увлечь к подражанию великим образам и устремить молодые души к подвигу, к героизму. Потому самое большое внимание должно быть уделено этой секции. Хороши для этого все мистерии из жизни великих подвижников и легенды о народных героях. Увлекательные, высоконравственные образы могут поднять уважение к понятиям чести и достоинства человека, столь быстро ныне утрачиваемым, но без которых нас ждёт лишь разложение. И, конечно, чтобы зёрна принесли плоды, нужно начать, именно, с детей». Письма Е.И. Рерих, 09.12.35.

В. Шекспир не случайно отметил, что весь мир – это театр, а люди в нём – актёры. Так или иначе, в течение дня мы можем прожить множество своих ролей, но всегда ли в них мы выступаем в качестве положительных героев? Или (если посмотреть на себя со стороны) похожи на незадачливых персонажей, которых порицают или над которыми смеются? Являем ли мы собой в эти моменты достойный пример для подражания или всего лишь жалкий вид недотёпы, лишённого мудрости и разума? И если мы понимаем, что для актёра на сцене роль для него определяет сценарист, а сам артист заботится  о том, чтобы наиболее искренне, правдоподобно передать характер своего персонажа, постаравшись «перевоплотиться» в его образ, перенести на себя его модель поведения, его мышление и способность к восприятию, то для себя мы сами, как для положительного героя, можем определить и воплотить в жизни (конечно, потрудившись для этого) нужную нам ту или иную роль.

«Писатель-художник создаёт образ, на сцене артист изображает его, воплощаясь в созданный тип. Хороший актер перевоплощается настолько удачно, что сливается с ним, совершенно утрачивая свою личность. 

Но жизнь – это сцена, а сутратма (наше высшее «я», наша бессмертная сущность, наш дух) – актёр. Он изображает те роли, которые предлагаются ему жизнью. И должен играть хорошо или худо, хочет этого он или не хочет. Но зачем же быть безвольной игрушкой судьбы, когда можно создать для себя желаемый образ, как делает это писатель, и, воплотившись в него, провести свою роль до конца на жизненной сцене? 

Ведь образ своего идеала можно создать сильный и яркий, и можно, войдя в него, сыграть его так, что обычная личность исчезнет совсем, отойдя на задворки. Ведь можно героем пройти через жизнь, воплотив красоту в каждом слове, движении, жесте. Надо лишь образ избрать, духу созвучный, им заменить своё внешнее “я” со всеми его недостатками, несовершенствами и обычностью. 

Человек должен стать совершенным, и каждый мечтает, каким бы хотел он со временем быть. Зачем же лишь только мечтать, когда образ себя, созданный яркой и чёткой мечтою, может быть в жизнь воплощён, как воплощается часто на сцене хороший, способный актёр в людей, созданных творческим воображением драматурга? 

Но в жизни творит сам человек для себя. С созданным образом может он слиться настолько глубоко и тесно, что созданный облик заменит ему его прежнее “я”, его личность земную. Этот новый свой облик актёр, актёр не на сцене, но в жизни, наделит всеми качествами духа, которые созвучны ему и которые хочет в себе утвердить, и этими качествами заменить недостатки.

 Можно играть роль сильного, владеющего своими чувствами человека столь долго, естественно и упорно, что качества эти войдут в существо человека и станут частью его, станут качествами и свойствами его личности. Если качества духа хромают или их недостаёт, их можно создать, наделить ими созданный образ и, в него воплотившись, их в себе утвердить. 

Сутратма – актёр. Зачем же быть слабым, безвольным и жалким, когда можно желаемый образ создать всему вопреки, самой очевидности ярой, и роль провести до конца, ни в чём никогда, ни на шаг не отступив от своего идеала? Это трудно вначале. Но ведь на сцене даже обычный актёр как-то играет, и часто не плохо. Так неужели же в жизни во имя спасения себя не сможет сыграть человек свою роль до конца, героем пройдя через жизнь? Не лицемерие, не обман, но воплощение в созданный образ своего Идеала и верность ему до конца. 

Имеем примеры великих людей, героев, подвижников духа, примеры сдержанности, выдержки, смелости, самообладания. Неужели нельзя их собрать по велению сердца и в себе воплотить, в герое своём, которым становится сам творец и создатель его? В сокровищнице человеческих достижений и нахождений можно найти по себе, можно с любовью заботливо выбрать то, что звучит, что влечёт, что хочется страстно в себе утвердить, на что не хватает так часто ни сил, ни умения.

 Паяц будет стремиться себя уявлять и быть марионеткою внешних воздействий, но артист не паяц, а жизнь не балаган. Так, поняв назначение жизни и зная, что сутратма – актёр, а жизнь – это сцена, можно полезно прожить эту жизнь на земле, и роль, утверждённую духом, блестяще вести до конца.» Г.А.Й., 1960, 1 февр.

Очень нужно понять временность оболочек и постоянство того, кто в них пребывает и проявляется через них. Вечен он, но не его оболочки. Этот “он” и есть “Я” в человеке, его высшее “Я”, то есть он сам. Отделить “Я” от оболочек, его облекающих, будет задачей путь свой нашедшего духа. Жизнь земная даёт много к тому возможностей, ибо постоянно изобилует множеством явлений, текущих мимо сознания. Не отождествляя с ним своего “Я”, можно их отделить от себя и смотреть на них со стороны, как в театре на сцене смотрит зритель на игру актёров, проходящую перед его глазами, или даже – как сам актёр, хороший актёр, смотрит на самого себя, исполняющего роль, выпавшую на его долю. Жизнь  – это сцена, а Сутратма – актёр, и роль его, какова бы она ни была, – временна, но сам исполняющий – вечен.  Г.А.Й., 1963, 324. (Июль 3)

Какие же задачи перед собой следует ставить актёру, чтобы он мог послужить в деле утверждения добра и красоты в человеческих взаимоотношениях, чтобы, глядя на его творческую работу, зрители могли получить новый импульс к осмыслению своей жизни и внутреннему совершенствованию? Касаются ли они технических приёмов для повышения своего умения перевоплощения в нужный образ, или всё гораздо сложнее?

Вот какое напутствие мы найдём для артистов в книге замечательного творческого человека, ученицы К.С. Станиславского (создателя знаменитой системы актёрского мастерства), «Две жизни»:

До пребывания здесь театр составлял смысл всей вашей жизни, цель дня, форму единения с народом. Он один был необходимостью. Он диктовал, как и где вам жить и учиться. Он воплощал в себе весь смысл жизни, и дух ваш без театра был мёртв. Он – театр – животворил день, вносил интерес, мир или разлад в ваши сердца и мысли. Вся ваша личная жизнь и качества были только следствием того, что требовал театр. Вы были его жрецами, а он был солнцем, вокруг которого вы вращались.

А что же теперь? Что сейчас ведёт вас по дням? Какая сила разворачивает весь костёр ваших талантов? Где ваши печали и скорбь? Вы и не заметили, как вся ваша преданность театру, освободившись от личного, перешла в верность самой Жизни. Теперь вы уже не театр несёте в сердце, а аспект самой Любви, принявший форму служения людям через театр. Разве теперь вас интересует количество и качество полученных аплодисментов? Разве вас тянет на подмостки, чтобы показаться перед толпой в ореоле славы и поклонения? Вас интересует, вернее сказать, теперь вам приказывает ваш новый, живой аспект Жизни – единить людей в Её вечной красоте. Вы уже не ищете своей расширенной личности и её перевоплощений в манящих, развивающих самолюбие образах. Вы ищете привлечь манками Вечной Красоты окружающих вас людей. И люди эти не чужие вам формы, но ваши братья, куски Вечности, как и вы сами. И вы видите Её в них, к Ней обращаетесь, и иного единения с ними в труде театра для вас не существует. 

Что нового сможете вы вложить в своё искусство, в свои методы преподавания? Каждое слово, которое вы говорили людям раньше, было только словом бескорыстия и дружеского им сочувствия. Все же “я” каждого из вас тяготело в каждом разговоре и вносило характер печали, скорби и неудовлетворения во всё то, о чём вы говорили, но чего слушатели ваши не понимали. Вы же сами не могли понять, что истинное сострадание – это такая сила мужества, такая полная верность закону целесообразности Вечного, в которых развивается и закаляется радостность.

Эта радостность, приходящая в сознание человека как ожившее в нём гармоничное Начало, не может ни меркнуть, ни ослабляться от грозных или страшных, печальных или мучительных событий окружающего в переживаемый вами на земле момент Вечности. 

Через обычное расширение сознания вы сейчас вошли в совсем новое понимание своей роли на земле. Каждый, кто идёт гонцом Учителя, неся какую-либо из его задач, стоит выше обычного уровня своих современников в целом ряде способностей и психических дарований. Но это не значит, что он обладает совершенством и лишён возможности грешить. Это только значит, что для его духа открыт путь к тем волнам и вибрациям, которые недоступны большинству его встречных. 

На родине, куда вы вернётесь, вы – по внешнему виду – будете все теми же обаятельными артистами. Мало кто заметит огромную перемену, которая совершилась в вас. И тем не менее оба вы войдёте сейчас к людям по совершенно иной тропе и будете ими восприняты иначе. Ваша новая духовная тропа, тот аспект Жизни, что развернулся в вас, неведомо для них, привлечёт их внимание, и влияние ваше будет несравненно больше прежнего. Для вас теперь театр не идея существования, но Сама Жизнь. Теперь Она движет вас к сердцам людей, и по Её откровениям вы будете рисовать людям образы и эпохи на подмостках сцены. Не внешние ваши формы и действия будут привлекать к вам сердца зрителей. Но та Любовь, живая и мощная, которая будет захватывать в свой Свет все подошедшие к Ней через вас сердца. На живом примере собственной жизни вы видите, как совершается в человеке его внутреннее преображение. В вас это был долгий и мучительный процесс. Всё горе земли вы должны были пережить и постичь в своих сердцах. Долгие годы пришлось вам прожить носителями печали, вестниками неудач и горя всем встречным. Теперь вы будете гонцами Мудрости, и ни одно встретившееся вам существо не отойдёт от вас неутешенным, не прикоснувшимся к той Жизни; что действует через ваши таланты. 

Не теряйте времени не только в пустоте, но в каждом, даже чисто внешнем, необходимом вам визите или свидании не отходите от главной задачи: пробуждения красоты в человеке. 

Кстати, К.С. Станиславский в своей системе актёрского и сценического мастерства, о которой слышали многие, даже весьма далёкие о театра люди, большое внимание уделял именно совершенствованию внутреннего мира актёра. То есть, полагал, что без духовного развития артисту невозможно добиться вершин в своём мастерстве и реализовать своё предназначение как служителя искусства и культуры.

Ниже представлены выдержки из его взглядов, записанные К.Е. Антаровой, где отражён именно этот подход знаменитого режиссёра и театрального деятеля, лежащий в основе его бессмертной системы. http://az.lib.ru/s/stanislawskij_k_s/text_0120.shtml

«Актёр-творец должен быть в силах постигать всё самое великое в своей эпохе, должен понимать ценность культуры и жизни своего народа и сознавать себя его единицей. Он должен понимать вершины культуры, куда стремится мозг страны в лице его великих современников. Если артист не обладает огромной выдержкой, если его внутренняя организованность не создаёт творческой дисциплины, умения отходить от личного, где же взять сил, чтобы отобразить высоту общественной жизни». 

«Ни один человек, не дошедший до высокой точки самообладания, не может выразить в образе всех его черт. Артист должен забыть о себе, как о личности, и уступить место человеку роли, иначе все изображаемые им типы он будет красить красками своей самобытности. В каждую роль он будет вносить своё личное упрямство, раздражение, обидчивость и так далее». 

«Путь артиста в творчестве – это он сам. Тот «сам», который сумел отрешиться от таких несносных условностей в себе, как самолюбие, гордость, зависть – словом, от всего того багажа повседневности, который закрыл его любовь и доброжелательство к людям, и достигнув победы над которым, он освободил свои силы в себе для творчества». 

«Студия не для прохождения ролей, она для живой жизни, она слуга для тех, кто хочет сам в себе освободить все зажимы в нервах, в мыслях, в центрах тела, чтобы через своё творчество дать живой жизни в себе соединиться с такой же живой жизнью в каждом зрителе. Единение всех через сцену в красоте и высших, лучших человеческих силах – вот цель студии». 

«Самолюбие, а не человеколюбие приведёт человека к унынию и страху. Сокровище, богатство, которое артист в себе заключает, тонет в болоте этих условностей и мелочей». 

 «Благородство должно очистить все перипетии борьбы человека за свою свободу от давления этой страсти. Если вы станете наблюдать истинные страсти людей, вы всегда в них найдёте моменты великой скорби, где человек томится огромным страданием в них. Вы всегда подметите мучения в рабстве страсти, в каждом истинном случае страсти, перешедшей все грани самообладания. Человек, всецело заполненный какой-либо страстью, бывает её рабом». 

 «Чем выше самообладание артиста, тем ярче сможет он отобразить порывы к красоте… взлёты к героическим напряжениям… Это самообладание приходит к артистам, у которых личные страсти, вроде зависти, ревности, соперничества, жажды первенства, уже упали. На их месте выросло увлечение искусством, самоотверженная радость, что есть возможность пронести с подмостков театра великие порывы человеческой души и показать их, а не себя зрителям… Тогда-то и зажигается в актёре тот огонь, который сливает его и зрительный зал в единое целое. Тогда артист становится не избранником для кого-то, но признанным сыном своего народа, в котором каждый из зрителей узнал лучшие части самого себя, страдал или плакал, радовался или смеялся, всем сердцем участвуя в жизни человека роли…» 

 «Нельзя поднять сознание артиста на другой уровень чужой волей. Только гармонически развивающийся артист сможет самостоятельно… через собственный опыт достичь следующей высшей ступени расширенного сознания». 

Станиславский, обращаясь к студийцам, говорил: «Вы должны быть прежде всего живыми людьми и нести в своих сердцах те новые качества, которые должны помочь всем вам, современным людям, выработать в себе новое сознание. То сознание, в котором жизнь для общего блага не составляла бы только предмет мечтаний и несбыточных фантазий, но каждый из вас вносил бы бескорыстие в свои театральные дела и встречи… Надо привлекать внимание к самому себе – к неизменному и сияющему красотою духовному ядру, которое останется после сброшенных личных условностей вроде зависти, гордости, тщеславия, самолюбия и жажды первенства». 

«Единственный путь к искусству – постоянная шлифовка уже развитых сил и непрестанное добывание всё новых качеств и возможностей». 

«Внутри себя надо жить всей полнотой чувств и мыслей и всё время строить новое, звучащее нотами современности сознание. На глубину и чистоту мыслей – всё внимание». 

 «Если вы в течение дня вели свои встречи с людьми в искусстве и в простой жизни с одинаковой доброжелательностью, то вы приготовили себе рельсы, по которым легче проникать в глубокое героическое отношение к делам и людям в важные переломные моменты в вашей жизни… Что может видеть и как может видеть каждый человек окружающий его мир? Конечно, только так, как ему позволяет живущее сознание. Чем больше в вас энергии доброжелательства, чем выше ваша чистота мысли, тем больше прекрасного вы видите в вашем соседе. Чем ниже ваши чувства и мысли, тем больше вы видите вокруг себя плохого, потому что до хорошего вам ещё подниматься, а плохое вы без усилий увидели». 

«Чем талантливее артист, чем в нём самом больше творческих сил, чем шире гамма его внутренних духовных пониманий, тем больше прекрасного он находит в других. А если он видит много прекрасного вокруг, если его внимание улавливает в каждом человеке какую-то ценность, – богаче становится его творческий круг, ярче искры его энергии, больше и шире его возможности отражать всю жизнь на сцене». 

 «Распахивайте двери для радости. Примените всё ваше внимание к сегодняшнему дню вашей жизни. Дайте себе слово, что ни одна ваша встреча не пройдёт сегодня, сейчас, иначе, как под флагом радости. И вы увидите, точно по мановению волшебной палочки, как всё будет вам удаваться. И то, что вы ещё вчера не надеялись найти и победить в своей роли, вы найдёте и выявите в ней сегодня. Так день за днём, раскрывая в себе всё больше радости, вы увидите её для себя силой непобедимой». 

«Подвиг артиста живёт в чистоте сердца, в огне его мысли… Это раскрытие людям блестящих глубин великих истин».  

 «Проще, легче, выше, веселее – вот первые слова, которые должны были бы висеть над каждым театром – храмом искусства, если бы театры были таковыми. Только любовь к искусству, всё высокое и прекрасное, что живёт в каждом человеке, – только это всякий входящий в театр должен был бы вносить в него и выливать из себя, как ведро чистой воды, тысяча которых смоет сегодня грязь со всего здания, если вчера его загрязнили страсти и интриги людей… Надо, чтобы всех объединила и увлекла красота. Если нет идеи единения в Красоте – нет истинного театра, и такой театр не нужен. Если нет элементарного понимания себя и всего комплекса своих сил, как радостных слуг Отечества, то и такой театр тоже не нужен, – он не будет одной из творческих единиц среди всех творящих сил страны». 

«Люди творческих профессий призваны являть пример служения эволюции. Артист или художник, обладатель таланта, развил большую утончённость, чувство красоты, значит, на нём и большая ответственность и требовательность повышенная». 

«Нет ничего более падкого на красоту, чем человеческая душа».  

«Не стремитесь в первые ряды, к отличиям и наградам, стремитесь в мир красоты. Если однажды вы его в себе найдёте, прожив хоть несколько часов в гармонии мысли и сердца, вы уже сумеете внести в жизнь сцены неоспоримые творческие ценности». 

«Театр– обоюдоострый меч: одной стороной он борется во имя света, другой… во имя тьмы. С той же силой воздействия, с которой театр облагораживает зрителей, он может развращать их, принижать, портить вкусы, оскорблять чистоту, возбуждать дурные страсти, служить пошлости и маленькой мещанской красивости: в таком виде театр становится орудием общественного зла. Тем более опасным, чем больше сила его воздействия». 

«Ценность роли и всего того, что артист вынес на сцену, всегда зависит от внутренней жизни самого артиста, от создавшейся в нём привычки жить в хаосе или в гармонии».  

«Вкус определяет не только внешнюю жизнь, но и весь внутренний быт человека, те его порывы, в которых превалирует или мелкое условное, или же органическая потребность в высоких эмоциях… И только потому, что вкус мчит человека-артиста в прекрасное, он может достичь того энтузиазма, тех возвышенных порывов, где ему удаётся почувствовать себя в состоянии «я есмь». 

«Та жизнь простого дня, которой живет все человечество, и должна составлять предмет наших первоначальных исканий в психологических задачах. Люди, а значит и сцена как отражение жизни, живут простыми днями, а не теми подвигами, которые совершаются героями. Но значит ли это, что в простом дне обычный человек не способен на героическое напряжение? Вот всю эту лестницу от самого обычного, простого движения по комнате до самых высочайших напряжений самоотвержения, когда человек отдает жизнь за родину, за друга, за великое дело, мы должны научиться понимать, претворять в образы и отражать в правдивых и правильных физических действиях.» 

«Ритм, который каждый должен выявить для себя в жизни, идет от дыхания каждого человека, следовательно, от всего его организма, от первой его потребности, без которой нельзя жить. Потому-то в искусстве и нельзя никому подражать, что каждый человек в своем творчестве - индивидуальная неповторимость, индивидуальная ритмическая единица.  

   Значит ли это, что не надо ничему учиться, а просто, определив и установив свой ритм, лить свое вдохновение? Школа так называемого “вдохновения” искала прежде всего возбуждения всех своих инстинктов и потому часто подавала вместо работы высших, очищенных в себе сил истинного, интуитивного вдохновения только экзажерацию и ложный пафос, ложный наигрыш, идущий от инстинктов, из которого и сложились штампы: “так играется такое-то чувство”. 

Те часы, которые человек проводит в театре на репетициях, должны постепенно создавать из него полноценного человека - творца в искусстве, того бойца за красоту и любовь, который сможет перелить в сердца своих слушателей весь смысл слова и звука». 

«Самая “ответственность” за спектакль в том виде, как она понимается режиссерами и разными маэстро, выливающаяся во внешнюю слаженность спектакля, - наихудшее из заблуждений. Возьмем простой, жизненный пример: сплошь и рядом драматический режиссер приходит в оперу ставить спектакль; но что по большей части он ставит? Он прежде всего ставит “себя”. Он кое-как, лучше или хуже, познакомился с музыкой, кое-как сговорился с художником и начал свои репетиции с живыми силами театра, выбрав себе то, что ему по вкусу с внешней стороны, или с трудом приняв то, что ему подсунули, не познакомившись хорошенько с людьми и с их особенностями. Живые драгоценности – сердца людей - для него не существуют, гармония каждого в отдельности, индивидуальная творческая неповторимость каждого проходят мимо его зрения; он не видит их, потому что не знает гармонии в себе и никогда о ней не думал, приступая к творческому труду. Кое-как он “насвистал” свои желания актерам; кое-как они подобрал” крохи чужой души, чужой воли и забили прочно все пути к своей интуиции, к своему творчеству. 

Задача режиссёра исходит из начала всех начал творчества и состоит в том, чтобы научить артиста искать в себе понимание ценности слова, научить его развивать свое внимание и интроспективно привлекать его к органическим свойствам роли, к природе человеческих чувств, а не судить извне об эффектах тех или иных действий, полагая, что можно научиться играть то или иное чувство.» 

«Человек-артист должен понять, что нет извне действующих и влияющих на творчество причин, что есть только один импульс творчества - это каждым в себе носимые творческие силы.» 

«Артисту кажется, что причину и толчок к его творчеству составляют внешние факты. Причины его удачи на сцене - внешние факты, вплоть до клаки и протекции. Причины его неудач в творчестве - враги и недоброжелатели, не давшие ему возможности выявить себя и выдвинуться в ореоле своих талантов. Первое, чему должна научить студия артиста, - это, что все, все его творческие силы в нем самом. 

Личные инстинкты, личные страсти, в которых протекает жизнь артиста, если эти личные страсти побеждают его любовь к театру, - все это порождает болезненную восприимчивость нервов, истерическую гамму внешней экзажерации, которую артисту хочется объяснить своеобразием своего таланта и назвать своим “вдохновением”. Но все то, что идет из внешних причин, может вызывать к жизни только деятельность инстинктов и не пробудит подсознания, в котором живет истинный темперамент, интуиция.» 

«Нет путей одних и тех же в творчестве для всех. Нельзя навязать Ивану и Марье одни и те же внешние приемы, внешние приспособления мизансцены, но можно всем Иванам и Марьям раскрыть ценность их огня вдохновения, их духовную силу и указать, где, в чем ее искать и как ее в себе развить. 

Не стремитесь же начинать свое воспитание и образование как студийцев-актеров, сразу разбрасываясь во все стороны, не стремитесь определить по внешним признакам своего амплуа, но дайте себе время отойти от привычной вам установки жить и действовать вовне. Поймите всю творческую жизнь как слияние своей внутренней и внешней жизни воедино и начните упражнения легко и весело. Студия — это место, где человеку надо научиться наблюдать свой характер, свои внутренние силы, где ему надо выработать привычку мыслить, что я не просто иду по жизни, но что я так люблю искусство, что хочу творчеством, через и из себя, всем людям наполнить день радостью и счастьем моего искусства. В студию не должен был бы идти тот, кто не умеет смеяться, кто вечно жалуется, кто всегда уныл и привык плакать и огорчаться. Студия - это как бы преддверие храма искусства. Здесь должна бы сиять каждому из нас надпись огненными буквами: “Учись, любя искусство и радуясь ему, побеждать все препятствия”.» 

«Что должен театр давать нам в современной жизни? Прежде всего не голое отображение ее самой, но все, что в ней существует, отображать во внутреннем героическом напряжении; в простой форме как бы будничного дня, а на самом деле в четких, светящихся образах, где все страсти облагорожены и живы. 

Если ценность всей жизни человека на сцене определяется его творчеством, т. е. гармоничным слиянием его мысли, сердца и физического движения с каждым словом, то ценность пьесы прямо пропорциональна любви автора к сердцу изображенных им лиц.» 

«Если ваше сердце студийца полно понимания ценности своей земной творческой жизни, то оно полно и первой любовью человека - любовью к родине. И, выбирая пьесу, вы будете искать в тех людях, которых изобразил вам автор, полноты человеческого образа, а не однобокости. Вы будете стараться, чтобы пьеса не была несносным подражанием тем или иным классическим образцам, а отображала жизнь; тогда и вы сможете отразить ее через себя на сцене как кусок жизни.» 

«Только то, что может остаться в пьесе, как зерно вечно чистых человеческих чувств и мыслей, только то, что не зависит от внешнего оформления и будет понятно каждому, во все века, на всех языках, то, что может единить турка и русского, перса и француза, в чем не может ускользнуть красота ни при каких внешних условностях, как, например, чистая, сияющая любовь Татьяны, - только это должен отыскать театр в пьесе.» 

«Из чего можно создать эту волшебную, чарующую сказку жизненной правды на сцене? Если нет первого условия для этого, - нет между начинающими пьесу, между ее будущими актерами и режиссерами любви, бодрости, энергии, взаимного уважения и единения в них, если нет единения в идее передать все самое высокое, прекрасное и чистое, для того чтобы стать проводниками энергии и красоты всем, кто войдет в театр как зритель,- вы не поднимете пьесу выше шаблона “хороший спектакль“. Раз вы выбрали путь творчества, вы только тогда достигнете результатов, когда станете все одной семьей. Путь тех, кто идет трудом театра, не похож на пути остальных людей. Те, кто идут не в красоте сцены, могут иметь какую-то двойную жизнь. Для них может быть личная жизнь в семье, не разделяющей жизни их дела, может быть тысяча дел, где семья может принимать ту или иную степень участия. Но артист – это тот, для кого театр - его сердце. Его текущий день – дело театра. Служение родине - его сцена. Любовь и постоянный творческий огонь - его роли. Здесь его родина, здесь его упоение, здесь его источник вечной бодрости.» 

«Артист, как всякий художник, имеет талант. Он уже отмечен повышенной эмоцией, уже принес творящее зерно, хотя в его приходе, в той же голой, беспомощной и нищей форме, в которой приходят все на землю, никто еще не угадывает его внутреннего богатства.» 

«Различия между артистами создаются так, как развивается в человеке его органическая, неповторимая индивидуальность. На ней и вокруг нее и наслаиваются бытовые и общественные крути жизни, условные, привходящие жизненные обстоятельства, т. е. то, что мы в роли называем “предлагаемыми обстоятельствами”. 

Никогда не верьте, если кто-либо говорит, что тяжелая жизнь задавила в нем талант. Талант - это огонь, и задавить его невозможно не потому, что не хватило огнетушителей, а потому, что талант - это сердце человека, его суть, его сила жить.» 

«Как только в творчество входит элемент отрицания, волевого приказа, так творческая жизнь остановилась. Нельзя достигать вершин творчества, думая о себе: “Я отказываюсь от жизни, от ее утех, от ее красоты и радостей, потому что подвиг мой - “жертва всем искусству”. Как раз наоборот. Никакой жертвенности быть в искусстве не может. В нем все увлекает, все интересно, все захватывает. Вся жизнь влечет к себе. В ней кипит художник. Его сердце раскрыто для перипетий, коллизий, восторгов жизни; и существовать в подвиге вроде монашеского ордена отказа от жизни художник не может.» 

«Подвиг артиста живет в красоте и чистоте сердца, в огне его мысли. Но это отнюдь не приказ воли, не отрицание и отвержение жизни и счастья. Это раскрывание людям блестящих глубин, великих истин.» 

«Если для работы над ролью нужен целый ряд видений, то для работы над собой - в борьбе высокого и низкого в самом себе - артист должен найти гораздо более сложные киноленты. Артисту - творцу должна быть ясной не одна цель: войти в полное самообладание, в то спокойствие, которое предшествует творчеству. Но он сразу, одновременно должен видеть перед собой и вторую цель: разбудить в себе вкус к жизни в искании прекрасного, вкус к длительному труду над своими ролями и образами без раздражения, в доброжелательстве к людям, во внутреннем переживании всей текущей жизни, как величайшей красоты.  

   Ценность роли и всего того, что артист вынес на сцену, всегда зависит от внутренней жизни самого артиста, от создавшейся в нем привычки жить в хаосе или в гармонии.  

   Постоянная хаотическая торопливость, набрасывание то на одну роль, то на другую; сутолока в ежедневных занятиях, неумение достигнуть в них дисциплины переносятся как дурная привычка, вовнутрь и становятся атмосферой самого артиста в его творчестве.  

   Все это относится к воспитанию, вернее к самовоспитанию артиста, и каждому талантливому необходимо понять, что работа, над ролью будет прямым отражением работы над собой.» 

«Желаю вам всем поскорее отделаться от всяких наигрышей и быть всегда живыми в ваших ролях. Быть всегда одетыми в плащи из переливающихся правдивых чувств и мыслей. Этим вы не только заставите зрителей быть внимательным ко всему, что делается на сцене, но и во всех ваших песнях будет мысле – слово - звук, и я скажу вам, вместе со зрителями: “Верю”.» 

И в этот день хочется пожелать каждому сыграть в жизни истинные, сужденные ею роли, отбросив те ложные, на которые порой нас «вынуждают» обстоятельства. Важно не просто быть самим собой в разных непростых ситуациях, но постоянно выбирать для себя роль своего героя – на того, кого бы нам хотелось походить всегда. И пусть это далеко не всегда будет получаться, для нас важен сам процесс «вживания в роль» своего идеала, поскольку он важен для нашего поступательного движения в Беспредельность.

       Осознание

Как птица белая в неволе
В мирке удушливом живёшь,
Меняешь только маски – роли,
Земные тяготы несёшь.

И затуманенным сознаньем
В кругу бесчисленных забот
Не слышишь зовы мирозданья,
Кричащий звёздный небосвод.

Но если силы собираешь
Сорвать личины разных дней,
То крылья выси обретаешь
И звон серебряных огней.