Есть притча о Мастере, духовном учителе, столь мудром, что сам Бог решил посоветоваться с ним. Богу понадобилось поиграть с людьми в прятки.

— Ангелы советуют мне спрятаться на дне моря или на вершине самой высокой горы. А ты что скажешь? — спросил Он у Мастера.

— Спрячься в человеческом сердце, — ответил Мастер. — Вот уж куда человек никогда не заглядывает.

Новое здесь именно в последней фразе. Что Бог находится в сердце человека — это как бы давно известно. Но вот что человек туда никогда не заглядывает…

А заглядываем мы туда действительно редко. Заглядывать в сердце — заглядывать в глубину. Жить на поверхности легче. Жить по правилам, которые тебе дали; в мире, который за тебя устроили — это доступно. Выполняешь ты или не выполняешь правила — все равно, живешь в мире, где они работают. В мире более или менее ясном, освещенном внешним светом. В дневном мире. Но на смену дня приходит ночь «с своими страхами и мглами…». Об этом хорошо сказал Тютчев — день есть покров, наброшенный над бездной.

Дневное сознание прячется от бездны. А те, кто в нее вольно или невольно заглядывают, делают шаг с поверхности в глубину, туда, где сердце. Но этот первый шаг еще так далек от спрятанного в сердце Бога.

Первый шаг с поверхности в глубину — это встреча со страхом, с полной незащищенностью. Это кажется падением в провал. Но зерно, бросаемое в землю, также проваливается в полную тьму. Исчезает. И однако это только видимый конец — и невидимое начало новой жизни.

«Если зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то много много плода принесет».

Что же происходит с зерном? Прикосновение к смерти оказывается волшебным прикосновением к новой жизни. Провал в глубину оказывается волшебным прикосновением к Вечности.

Где твоя отдельность, твое четко очерченное «я» (эго)? Оно растаяло. Но это не смерть! Жизнь не только не кончилась, жизнь только что и началась. Истинная, полная жизнь. И ты вдруг ясно чувствуешь, что глубина твоего сердца — не только твоя. Что на этой глубине твое сердце сливается с другими сердцами. Нет, это все одно и то же Сердце, есть общее Сердце у бессчетного числа людей, общее сердце мира. Вот здесь-то и спрятан Бог.

В одной притче сын задает вопрос отцу, испытавшему встречу с Богом, что это такое? Что он почувствовал?

— Я почувствовал себя дураком, — ответил отец.

— Почему?

— Да потому что я так долго залезал в Дом по приставной лестнице, разбивал окна, изранил себя, а Дверь-то, оказывается, была открытой.

Увидеть Дверь открытой можно, только если ты сам не заслоняешь ее собой. Да, вход во глубину вечного Сердца всегда открыт, но наше слишком не прозрачное эго заслоняет его собой. Нам ужасно трудно сдвинуть это плотное эго с места, обернуться.

Обернись внутрь, в глубину. Не ищи под фонарем. Сердце во тьме.

Оно запрятано в груди. А в нем, в самой непроглядной глубине, спрятан Бог.

Да, Бог играет с нами в прятки. Ему нужно, чтобы мы проникли в глубину, оторвались от поверхности. От всего объемлемого умом и видимого глазу, преодолели страх исчезновения своей отдельности, как в великой любви, сливаясь с любимым, утопая в нем. И так вошли бы в то, что больше глаза и ума нашего.

И этому неведомому, бесконечно большему, чем мы, надо позволить коснуться себя. А для этого — глубоко затихнуть, как дети перед сказкой. И увидеть, что

Шумы земли. Шумы, которые прежде всего в нас самих, шумы, которые заглушают Бога.

Наш Бог был вечным шумом оглушен, А дьявол — только полной тишиною.

Волшебное прикосновенье — это нечто, оглушающее дьявола. Пока он не оглушен, нечего думать о высшей цели.

Существует столько способов достижения этих высших духовных состояний, столько приемов… Расскажу еще одну притчу.

Ученик медитировал, а Мастер стал рядом с ним шлифовать гвоздем кирпич. Это, конечно, мешало медитации. Что ты делаешь?! — воскликнул ученик.

— Я делаю из кирпича зеркало, — ответил Мастер.

— Да разве это возможно?!

— А разве возможно медитировать вместе с эго, не пытаясь освободиться от него?

Волшебное прикосновение — это освобождающее прикосновение.

Прикосновение, дающее свободу… Но кому? Чему?

Выступление по телевидению А. Н. Яковлева закончилось грустными словами: «Я думал, будет великий праздник, когда люди получат свободу. А что вышло?.. Волюшка! Свобода только для себя. Настоящая свобода — это свобода для вас, а потом уж для меня».

Так он закончил. Да, настоящая свобода — это свобода, которую я даю, а не беру себе. Помните слова старого цыгана из пушкинских «Цыган»: «Ты для себя лишь ищешь воли», для своего эго. Но настоящая свобода — это освобождение от эго.

Пока живо и свободно наше эго, сама любовь искажается и подчиняется ему, нашему эго.

«Как плохо быть любимым», — говорит Рильке в своем романе «Записки Мальте-Лауридса Бригге». Слова по первости почти ужасающие. Но можно вспомнить длинный список горячо любимых людей, начиная с Дездемоны или с лермонтовской Нины Арбениной…

«Мы все убиваем тех, кого любим», — говорил Оскар Уайльд. Уметь любить — это значит знать тайну волшебного прикосновения. Прикосновения, которое освобождает любимого, а не закрепощает его.

Есть такая притча о рае и аде. Путника привели в рай, и он увидел длинные-длинные столы под великолепными деревьями на фоне дивного пейзажа. За столами люди. На столах — волшебная пища. Но она — жидкая. У людей ложки с длинными ручками. Сам себя ты кормить такой ложкой не сможешь. Но люди кормят друг друга, и лица у них счастливые, благостные.

В аду точно такие же столы. Только люди сидят изнуренные, голодные, со злыми лицами.

— Почему вы не едите, когда столько еды? Кормите друг друга!

— Чтобы я кормил эту сволочь — моего соседа?!

Так вот — не наесться самому, а прежде всего накормить другого и тем самым расширить пространство своего «я». Любовь — это выход из ограниченного, конечного «я» в безграничность, в свое бесконечное «я», включающее всех.

Это тайна, постигаемая только волшебным прикосновением. Прикосновением, которое пересекает логику, перечеркивает логические построения и направляет все наше существо в ту самую глубину сердца, где спрятан Бог.

Когда нас ничто не отвлекает от сердца, когда — все наши мысли, желания устремлены в таинственную глубину нашего существа и вливаются туда, как реки в море, тогда может произойти самое главное: раскрытие сердца и освобождение Бога.

Да, свобода истинная начинается с того, что я освобождаю другого — отпускаю его на волю — ты не должник мой, мне от тебя ничего не надо. Я сам питаюсь из внутреннего источника, а не съедаю твою душу. С этого начинается свобода. И кончается она освобождением Того, Кто спрятан в нашей глубине глубин, освобождением Бога, которого мы терзали. Да, мы терзаем Его, не понимая, что подрываем корень собственной жизни. Мы распяли Бога не только тогда, 2000 лет назад, — это делается во все века нашей страшной истории. Мы отделяем Его от себя, отделяем собственную Бесконечность, собственный источник жизни и не ведаем, что творим.

* * *

Еще одна притча из книги притч: «К Учителю приходили люди и спрашивали — есть ли жизнь после смерти? Он улыбался и не отвечал ни одному. Когда все ушли, ученики спросили, почему он не отвечал? “Скажи же нам теперь, есть ли жизнь после смерти?”

— Люди никак не могут справиться с этой жизнью, — отвечал Учитель, — и спрашивают о другой. Единственный вопрос, на который надо ответить, — это: есть ли жизнь до смерти?».

Мы не обращаемся внутрь, к источнику жизни, мы обращаемся наружу, бежим от своей глубины на поверхность и все время просим чего-то у Бога, совершенно не чувствуя Его самого и Его связи с нами. Нам нужен не Бог, а дары Божьи. Нам надо тысячу вещей и все мало. Мы все время недовольны тем, что нам дано, и кончаем, как старуха из сказки о золотой рыбке. Старухе показалось мало всего, что давала ей волшебная сила. Она захотела саму волшебную силу подчинить себе.

Мне нередко кажется, что все изобретения интеллекта нашего, все наши атомные и водородные бомбы ведут к тому же. И мир может остаться у разбитого корыта, если мы не отпустим волшебную рыбку на волю и не скажем ей: нам ничего от тебя не надо, только будь.

Это и значит освободить Бога из плена наших желаний, нашего агрессивного эго. Раскрыть наше зажатое страхом, неуверенностью, жадностью сердце и сказать Богу: «Только будь! Мне от Тебя ничего больше не надо». И тогда вдруг простить всех должников и узнать в ближних своих братьев и сестер, узнать и позвать в ту глубину, где мы чувствуем, что ударить другого — это все равно, что ударить себя; что ударяя человека, мы бьем Бога, что все наши удары друг по другу — это удары по Богу, который есть наше общее сердце.

Источник: Померанц Г., Миркина З. Работа любви. Лекции, прочитанные на рубеже веков. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив», 2013. — 360 с.

Источник:  НОВЫЙ МИР