Б.Н. Абрамов в химической лаборатории. Харбин, Китай. 20 мая 1926 г.

СОБЕСЕДОВАНИЯ. Избранные ответы Н.Д. Спириной на вопросы присутствующих на семинаре СибРО в новосибирском Академгородке 5 апреля 1994 г.

Кто был Борис Николаевич по профессии?

Он был химик по профессии, работал в химической лаборатории. У меня даже есть фотография его в молодости: он держит колбу, и тут же всякая химическая аппаратура. Он был морским офицером. Вероятно, получил образование. Он очень мало о себе говорил. Когда началась революция, он вместе с Белым движением ушёл в Харбин, потому что не был согласен с революцией, а если бы остался, он, как белый офицер, просто погиб бы. Потому что военных большевики особенно преследовали. Тогда и Колчак воевал, и Деникин. А он ушёл вместе с армией в Китай и этим сохранил жизнь.

Как Борис Николаевич смог вернуться?

Это было во время хрущёвской оттепели. Н.С. Хрущёв объявил репатриацию, на хороших условиях: нас бесплатно привезли, дали нам пособие. И тогда уже это не преследовалось. Абрамов был в пенсионном возрасте (он на четырнадцать лет старше меня), он уже в Харбине получал пенсию. И когда мы сюда переехали, он и здесь её получал и на это существовал. И жена получала небольшую пенсию по инвалидности.

Он говорил здесь об Учении?

Ни в коем случае. Нужно было жить очень аккуратно и никак открыто не проповедовать.

В группе учеников Абрамова были только русские или и китайцы тоже?

Нет, конечно! Только русские. Китайцы и слыхом не слыхали о Живой Этике или о Рерихе.

Вы знали китайский язык, чтобы общаться с местными?

Б.Н. Абрамов среди сотрудников химической лаборатории. Харбин

Никакой необходимости не было — Харбин был русский город. Да, совершенно русский, потому что туда эмигрировало очень много русских с Дальнего Востока. Там были и школы русские. Я окончила русскую женскую гимназию, и не было никакой надобности изучать китайский язык. Но потом Мао Цзэдун поссорился с Хрущёвым, и нам предложили покинуть пределы Китая. И мы уехали, потому что был разрыв и там мы уже были не нужны. Вы, конечно, этих политических событий не помните. А я всё это помню очень хорошо.

Все русские покинули тогда Китай?

Почти все, потому что было поставлено такое условие. Потом там была «культурная революция», русских преследовали, так что тем, кто не уехал, пришлось очень туго. А кто хотел за границу, им открыли доступ: Австралия, Бразилия, Аргентина, Чили — в эти страны можно было уехать свободно. И часть населения уехала за границу. Говорят, что в Австралии неплохо живут, там очень хорошие условия жизни. Туда уехали две ученицы Абрамова. Одна недавно приезжала к нам в Россию, в Москву, и наши сотрудники с ней встречались. Сделали запись — она немного о Борисе Николаевиче рассказала, и она говорила, что Австралия — мёртвая зона, живётся очень хорошо, но духовности никакой. То есть там они имеют всё, кроме самого главного.

Вам давалось указание через Бориса Николаевича вернуться именно в Россию?

Да, только так.

А те, кто не поехал в Россию, продолжают заниматься Живой Этикой или их духовный рост остановился?

Я за них, конечно, сказать не могу, но у меня такое впечатление, что они по кругу движутся, но не по спирали. Потому что не та страна. Не только в Записях Бориса Николаевича было указано, чтобы мы ехали на Родину, но до последнего времени, пока было можно, он переписывался с Рерихами (когда Рерих уехал в Индию, Елена Ивановна написала письмо Борису Николаевичу о Записях, и пошла интенсивная переписка), и они оба писали нам, эти письма зачитывались, я их видела: «Вам надо ехать, ехать и ехать на Родину. Вы там нужны». И вот мы думали: «Как же мы поедем? Книг провезти нельзя, на границе всё до малейшего предмета осматривают. Как мы поедем без книг?» И вот Хрущёв объявил разрешение ехать в города, но не во все. У нас в Харбине было советское генеральное консульство, и там знали, в каких городах наши профессии нужны. Нас не пускали в европейскую часть: «Там и без вас заселено густо», а в Азиатскую Россию — туда было можно. И мы с Борисом Николаевичем поехали в Новосибирск.

Как Вы провезли книги через границу?

Это было обыкновенное чудо. Потому что даже при Хрущёве нельзя было провезти ничего несоветского — только советские издания, ноты. Все книги Учения мы уложили в сундуки и, помолившись, сказали: «Раз Ты нас посылаешь, Помоги провезти книги». Обыскивали, смотрели наши сундуки, всё перерывали и ничего не тронули. Все Записи Борис Николаевич провёз и все книги до одной. Вот говорят: нет чудес. Вероятно, нет, но Высшая Помощь — это есть величайшее чудо. И это незабываемо. «Просите — и дано будет вам», — сказано в Евангелии.

(Об издании «Граней Агни Йоги»)

Борис Николаевич в 1972 году ушёл, и тогда ещё нельзя было издавать. Я так горюю, что его нет, какая для него была бы радость — видеть свои книги, что их читает так много людей!

(Об учениках Н.К. Рериха в Харбине)

Были только Хейдок и Абрамов. Они получили от Николая Константиновича Рериха кольца — в знак того, что они признанные ученики.

Сколько учеников было у Б.Н. Аб­рамова?

Меньше десятка. Кто-то не удержался и ушёл с этого пути, кто-то уехал за границу, но они там никому не нужны, в смысле духовном. Здесь бы они были нарасхват. Вы видите, даже в таком возрасте мне приходится ещё функционировать. А я была у него старшая, другие все помоложе. И конечно, тут они очень много могли бы дать, но они выбрали другую жизнь.

Скажите, кто может осуществлять контакт с Учителем?

Борис Николаевич всегда спрашивал нас: «Кто из вас будет самоходом? Кто, если я уйду? Вам покажется, что нить оборвалась. Можете ли вы на своих ногах стоять и идти? Или — всё?» Так мы и разделились. У него есть Запись о самоходах, которые в свою очередь стали бы на ноги и понесли бы дальше эстафету. Он этим был озабочен.

Почему «Грани Агни Йоги» стали издавать начиная с Записей 1960 года?

Б.Н. Абрамов. Акварель

Это решил Борис Андреевич Данилов, что нужно начинать с 1960 года —  с того года, когда Борис Никола­евич был уже здесь. Я надеюсь, что потом будут изданы и предыдущие, и вообще всё, что есть в чемодане этом заветном, будет издано, потому что нужно абсолютно всё.

Борис Николаевич писал стихи?

Борис Николаевич иногда писал стихи, но это было от случая к случаю. Так, как я этим занимаюсь — специально работаю, — он не занимался. Он писал стихи, и писал, как вы слышали, очень хорошо и по форме. Он также любил рисовать, иногда рисовал эзотерические картины, но тоже только как любитель. А в основном Записи поглощали всё его время. Он же их записывал в переходный момент между сном и бодрствованием. У него всегда наготове лежала стопка бумаги, карандаши, и он на ощупь писал. Записывал часто в темноте, потом сидел и эти записанные на ощупь слова расшифровывал, вписывал их в тетрадку, я сама видела это много раз. Это была очень большая трудная работа.

Это происходило в состоянии между сном и бодрствованием. Значит, нужно было, услышав Голос, скорей его записать. Слушать и писать — это особое состояние, о котором и говорить трудно, поскольку мы его ещё не испытываем.

Источник:  Журнал “Восход” № 7 (279), Июль, 2017