Часть VII. Психология русской народной души

В одной своей лекции, касавшейся будущей шестой расы, которая должна появиться на
смену пятой арийской расе, д-р Штайнер1 упоминал о русском народе. Он указывал на
возможность для него великого духовного будущего, основываясь на некоторых чертах
народной психологии, которая отличает его от остальных европейских народов; он
указывал на признаки в нем большей духовности и большей пластичности, нежели у
западных народностей, которые успели как бы закристаллизоваться в своих
национальных особенностях.

Проверить с этой точки зрения психологию русского народа в такое время, как наше,
когда идет полная переделка общественного строя, а будущий строй еще не наметился,
едва ли возможно; но можно — в свете эзотерической идеи — попробовать взглянуть на
прошлую судьбу русского народа. Если его взять как цельный организм, а его
тысячелетнее существование как выражение его внутреннего содержания, мы увидим
нечто поразительное. Со стороны духовной жизни — ясно выраженное стремление к
идеалу и тоска по высшей правде; но лишь только мы перейдем к земной
действительности, к повседневной жизни народа, мы наталкиваемся на такую
трагическую антитезу, какой мир не видывал. Вверху — реяние незримых крыл
духовности, призывающих душу народа к Вечному, а внизу — бедность, грубость,
невежество, апатичное равнодушие каждого к своей личной судьбе и к судьбе своего
ближнего, тысячелетнее добровольно взятое на себя рабство в пользу государства…
Словно за всю историческую жизнь, положенную на то, чтобы создать огромную
империю, народу некогда было подумать о себе, о своем воспитании и об устройстве
жилища, нельзя же считать жилищем беспрестанно выгорающие, покрытые соломой
полутемные избенки стомиллионного русского крестьянства… Смотришь и видишь перед
собой незаполненную бездну между святыней души народной и земной жизнью того же
народа — два полюса без серединного содержания…

История не дает другого такого явления. Все народы вырабатывали постепенно некие
промежуточные ступени, ведущие от жизни стихийной, младенческой к жизни
сознательной, основанной на большем или меньшем равновесии между обязанностями и
правами граждан.

Русское крестьянство и по сей день остается в тех же младенческих условиях жизни,
словно и не желая себе никаких прав взамен тяжелой обязанности, которую оно несет,
поддерживая и защищая огромное государство; и в то же время выразители его
духовного склада создают учения, которые по прогрессивности и высоте задач опережают
самые культурные народы… Отсутствие промежуточных ступеней, отсутствие своей
органической культуры, вырабатываемой, как соты из пчелиного организма, из свойств и
способностей самого народа, образует какую-то жуткую пустоту в нашей истории.
И если вглядеться в эту пустоту, вся она заполнена страданиями народными, неустанными
жертвоприношениями, внизу — во имя идей государства, у интеллигенции — во имя
защиты угнетенных… Но никогда не во имя свое.

Едва ли какой-либо народ прошел такую тяжелую школу самоотречения, как народ
русский. И если, несмотря на все перенесенные страдания, его историческая жизнь
сложилась так, что после тысячелетнего существования ему нечего терять, до того скудны
дары его собственного благоденствия, нет ли в этом глубокого смысла, который
ускользает от нас?

Все культурные народы с историческими традициями, с органически выработанной
культурой, склонны беречь ее дары, охранять устоявшиеся формы жизни, хотя бы они,
устарев, и препятствовали свободному развитию растущей жизни. Психология таких
народов, уже завершивших свои задачи, начинает идти по нисходящей линии: они
консервативны, осторожны, энергично держатся за свои права и привилегии. У
благоденствующего народа, гордого своим творчеством, душевное настроение совпадает
с духовно-немощным настроением евангельского богатого юноши, который желает не
грешить, но после слов Учителя: “Раздай имущество твое и иди за мной” — опечалился и
отошел от Христа. Дары культуры, назначение которых служить людям, начинают
приобретать такую силу над человеческой душой, что из средства превращаются в цель и
под конец порабощают внутреннюю свободу души.

Если христианские народы Запада в состоянии довести свою историческую задачу до
конца, они должны прийти к христианской общественности, основы которой начертаны
на страницах Евангелия. Но как евангельский богатый юноша не в силах был дойти до
конца и печально отошел от Учителя, так же трудно будет и народам Запада,
порабощенным дарами собственной утонченной культуры, довести — по собственному
почину — христианский идеал до конца.

Не найдем ли мы здесь ключа к пониманию исторической судьбы России, в течение
тысячи лет продвигавшейся по необъятным равнинам своим в поисках естественных
границ для своего государства, в жертву которому уходили все силы и все достояние
народа, жившего в постоянном напряжении, чтобы напитать и охранить разраставшегося
колосса и не имевшего вследствие этого досуга, чтобы создать свою собственную
культуру? Не в том ли призвание России, чтобы, взяв все наиболее ценное и совершенное
у западных народов и объединив все европейское творчество в одно целое, осуществить
на земле истинное христианство? Если это так, то в психологии русского народа должны
быть черты, необходимые для выполнения такой миссии. И действительно, едва ли не
самая яркая черта этой психологии — глубокий демократизм русского народа, начиная с
низших его слоев и заканчивая лучшими представителями верхнего слоя. Положение
истинного аристократа в России было только у царя, все остальные — одни более, другие
менее — были в сущности бесправными слугами государства. И если всмотреться в
проявления не казенной, а подлинной России, той, которая страдала и боролась, то мы
увидим, что боролась она не за свои классовые интересы, а всегда за интересы всех, за
интересы общечеловеческие. Тогда как западный европеец ценит чрезвычайно
аристократическое происхождение, наши лучшие родовитые люди не дорожили своими
привилегиями и предпочитали аристократизм мученичества земному величию.

В этой черте демократизма, полного отсутствия классовой обособленности у лучших
людей России, сказывается одно из свойств народной души, которая, в переводе на язык
вечных ценностей, есть глубокая потребность справедливости.

Другая, столь же ясная черта русской психологии — жажда царства Божия на земле. Все
лучшие русские люди искали и призывали царство Божие, а не царство земное. Мечта о
власти, о преобладании, национальная гордость, идея империализма в европейском
смысле — никогда не имели власти над русской душой: для нее несравненно понятнее и
дороже святое величие жертвы, нежели торжество удовлетворенного властолюбия. Стоит
только восстановить в памяти вереницы наших странников и сектантов из народа, лучших
наших художников и поэтов, ряды мучеников за общечеловеческие идеалы — всем им,
как яркий светоч, светила мечта о водворении не сильного царства земного, а праведного
царства Божия, и не для себя одних, а непременно для всех, чтобы для всех исполнилась
та высшая Правда, по которой тоскует человечество.

Все, глубоко исследовавшие духовное русское творчество, всегда отмечали стремление
русского человека не к частному и близкому, а к общему и абсолютному. И стремление
это не метафизическое: духовная работа нашей интеллигенции стремилась постоянно к
выработке общественной морали, а социалисты наши останавливались преимущественно
над справедливым распределением, над принципами взаимопомощи, гениальнейшие
русские люди, все без исключения, проявляли глубокий интерес к проблемам религии,
понимая религию в широком смысле, как носительницу духовного начала Вселенной.
Россия стоит на перепутье: она может пойти по проторенной дороге и снова повторить
весь пережитый европейскими народами опыт, результаты которого на наших глазах
потрясают мир все более ожесточающейся борьбой на полях битвы и на мировых рынках.
Но она может пойти и по новому пути, на который уже две тысячи лет тому назад указал
Христос.

Для успешного движения по второму пути недостаточно одной умственной деятельности,
опирающейся на науку; недостаточно и одного чувства, пребывающего в молитвенном
настроении. Для осуществления такого общественного строя, в котором вместо эгоизма
обособленного я побуждением к деятельности будет общее благо, необходимо
религиозное сознание, воспринимающее религию не как церковные догматы, а как
сознание единства жизни, исходящее из единого Божественного Начала, и вытекающее
отсюда чувство ответственности каждого за всех и всех за каждого. Без такого
миросозерцания недостижимо общее благо, о котором мечтают благороднейшие
представители европейского мира. Оно одно может создать настроение, враждебное
эгоизму.

Европейское сознание так сроднилось со своим строем, что большинство людей
находится под гипнозом, будто существующий экономический строй неизбежен; и
сознание не освободится от этого гипноза, пока дальнейшее развитие будет совершаться
по тем же линиям, пока эгоизм одного будет переходить в эгоизм многих, порабощение
всех — в порабощение меньшинства. Выход для свободы человеческой души будет по-
прежнему закрыт, а между тем вся суть христианства (не буквы, а духа его) основана на
свободе человеческой души.

В младенческий период своего существования народы арийской расы не знали
раздвоения сознания, они жили цельной жизнью под руководством религиозного
мировоззрения; в зрелом возрасте они прошли через все ступени сомнения, отрицания и
безверия; человеческое сознание описало огромный круг, и наступают времена, когда
оно снова вернется к исходной точке, но уже свободно и осмысленно.

СОДЕРЖАНИЕ:

От редакции
Введение
Часть І. Мировоззрение Востока и Запада
Часть II. Материализм и идеализм
Часть III. Единство человечества
Часть IV. Идеалы Востока и Запада
Часть V. Путь Выступления и Путь Возврата
Часть VI. Необходимость внутренней культуры
Часть VII. Психология русской души
Часть VIII. Страдание
Часть IX. Вибрации мысли
Часть X. Значение земной жизни для эволюции человека
Часть XI. Влияние космических вибраций
Часть XII. Круговорот жизни
Часть XIII. Эволюция человека
Часть XIV. Совершенствуется ли нравственность?
Часть XV. Внутренний смысл разделения людей на сословия
Часть XVI. Отношение к животным
Часть XVII. Болезни
Часть XVIII. Аскетизм
Часть XIX. Аскетизм монаха и аскетизм оккультиста
Часть XX. Аскетизм йога
Часть XXI. Радость
Часть XXII. Красота
Часть XXIII. Труд
Часть XXIV. Характер труда в будущем
Часть XXV. Самоубийство
Часть XXVI. Любовь между мужчиной и женщиной
Часть XXVII. Человек — малая Вселенная
Часть XXVIII. Исторический процесс
Часть XXIX. Новый Завет: ответственность за наши мысли и чувства
Часть XXX. “Вихрь Бытия”
Часть XXXI. Русская революция
Часть XXXII. Мировая катастрофа
Послесловие