Часть XVIII. Аскетизм

Немного найдется вопросов, которые бы вызывали такие противоречивые решения и
такую путаницу в понятиях, как вопрос об аскетизме. Мрачный фанатизм темного монаха
и сознательное воздержание духовно развитого мыслителя, бесцельные самоистязания
индийских факиров и проповеди о самоусовершенствовании Льва Николаевича Толстого
— все это сводится к одному, к одной и той же идее “аскетизма”.

Перед этой идеей одни простираются во прах, признавая в ней величайший подвиг,
другие же издеваются над ней, считая ее враждебной истинному прогрессу.
Среди бесконечных оттенков мнений об аскетизме церковный взгляд и взгляд
материалистический представляют как бы два противоположных полюса.

Первый видит в монашеском аскетизме духовный подвиг и не останавливается на его
отрицательных сторонах; второй, наоборот, отыскивает одни только отрицательные
стороны, проходя без всякого внимания мимо психологии тех великих подвижников, к
которым нельзя относиться без глубокого уважения, и как бы не замечает, что к такому
явлению не следует подходить с одной только общественной меркой, что его нельзя
решать без понимания тех глубоких душевных процессов, из которых возникает тяга к
уединению, искание подвижничества, потребность в созерцательной жизни.

Если рассматривать монашеский аскетизм серьезно и со вниманием, то перед нами
развернется длинный ряд его ступеней, начиная с вершины, на которой, сияя
совершенством, стоят святые всех времен и народов, и заканчивая мрачными потемками,
где притаились изуверство и человеконенавистничество.

И если исключить великих подвижников, психология которых сама по себе представляет
такой глубокий интерес, что ее не хотелось бы затрагивать мимоходом, а также всех, кто
только внешним образом примыкает к монастырю, тогда увидим, что есть в монашеском
аскетизме одна общая черта, которая основана на неверном представлении о тех
интимных процессах, которые совершаются в борющейся душе аскета.

Черта эта — стремление уничтожить низшую природу, заклясть, побороть ее постом и
молитвами, и это стремление играет такую первенствующую роль в монашеском
аскетизме, что вся его психология сводится, в сущности, к непрестанной брани с низшими
влечениями, инстинктами и страстями человека.

Что эта “непрестанная брань” не проходит бесследно, как не проходит бесследно ни одно
активное усилие человека, тем более когда оно проявляется в области духа, — об этом
мы будем говорить позднее, а теперь мне хотелось бы осветить причину, почему борьба с
низшей природой в огромном большинстве случаев остается бесплодной, и с какой бы
силой ни подавлялись ее проявления, она продолжает снова и снова оживать к великому
смущению и ужасу аскета.

Можно целыми годами держать свою, низшую природу в суровом повиновении, но стоит
лишь ослабить напряжение, рассеяться, уклониться на время от борьбы с ней, как она
опять, со всем упорством стихийной силы, овладевает человеком. Все исповеди монахов
переполнены этим мучительным бессилием в борьбе со своими природными
влечениями, особенно с сильнейшим из них — с половой страстью.

Теософия, проникающая в несравненно большие глубины человеческой души, нежели
западная психология, дает объяснение этому кажущемуся бессилию человека. В
действительности бессилен не сам человек, а лишь его способ борьбы со своей низшей
природой. Пока та или другая страсть еще не изжита, бесполезно изгонять ее: несмотря
на все усилия, она остается в человеке, притаившаяся в скрытом месте; уничтожить ее
нельзя, потому что по закону духа наши страсти подлежат не уничтожению, а
преображению.

Каждая человеческая страсть имеет два полюса: один коренится в животной природе
человека, а другой, противоположный, в его божественной природе. Сознательное
передвижение всех стремлений и желаний, свойств и страстей с низшего полюса к
высшему и составляет содержание внутреннего прогресса человека, его движения к
духовности и совершенству.

Безошибочный признак того, что человек все еще стоит внизу, — в эгоистичности его
страстей, и такой же безошибочный признак его приближения к верхнему полюсу — в
сверхличности его страстей, в потребности выковать из них сильное орудие для служения
не себе и своему личному благополучию, а Богу, человечеству, всему миру, смотря по
тому, на которую из этих идей устремлено сознание человека.

Низший полюс тянет к разобщению, к самоутверждению, к принесению всего и всех в
жертву своей личности. Верхний полюс ведет к единению, к самоотречению, к
принесению себя и своих интересов в жертву интересам целого, будет ли это “целое”
являться человеку как Бог, как Вселенная или как человечество.

И вверху страсть остается тою же страстью, могучим стимулом для деятельности,
напрягающим все силы человека, устремляющим его к героической борьбе ради
достижения желанного. И только полное неведение жизни духа и ее законов могло
создать наивное представление о духовных переживаниях как о чем-то бледном,
бескровном, противоположном “захватывающей красоте ярких земных страстей”.
В действительности самые яркие земные страсти — всего лишь бледное отражение тех
пламенных переживаний, которые опаляют человеческое сердце на горних высотах духа,
сжигая в нем все личное и преобразуя его в могучий очаг непреодолимой нравственной
силы и сверхличной любви.

Вот почему бесполезно убивать страсти. Страсти бессмертны, они могут лишь очищаться и
подниматься, из животных преображаться в человеческие, из человеческих — в
божественные, и это достигается или постепенно, через страдания и радости, через
борьбу и испытания многочисленных земных воплощений человека, или же через
ускоренный и, вследствие этого, страшно напряженный внутренний труд, быстро
сжигающий все нечистые примеси страстей, на что способны лишь немногие, сильные
духом, далеко опередившие остальных людей.

Для этих немногих сильных, проходящих через процесс очищения с невероятным для
обыкновенного человека напряжением всех жизненных сил, аскетизм необходим: иначе
организм не выдержит напряжения.

Но прошедшие через такой огонь не проклинают человеческую природу; они все
прощают, потому что все понимают, и лишь зовут людей на высоту, где злая борьба и
разъединение заменяются чудным миром, любовью и прощением.

Все же, проклинающие земную жизнь, все человеконенавистники самим настроением
своим доказывают, что они не достигли цели, не смогли убить своих эгоистических
страстей и, побежденные, возненавидели саму природу человеческую.

Для них еще не пробил час, и они еще так далеки от преображения в божественную
чистоту, что для них полезнее было бы устремить свои силы на очеловечивание своих
страстей, а это достигается легче благодаря земным привязанностям, через семью и брак,
через сильную любовь к близким и особенно к женщине. В этой сильнейшей из страстей
человеческих особенно ярко выражается ступень, которой достигла совесть человека: для
дикаря с еле пробудившимся сознанием исключительно чувственное отношение к
женщине не вызывает угрызений совести, но как только человек поднялся над стихийной
жизнью животного, такое отношение становится грехом, потому что он может поступать
лучше.

Как часто приходится слышать со всех сторон жалобы на тяжесть жизни, на море
несправедливости, на сгущающуюся тьму… В ответ на все эти жалобы хотелось бы
посоветовать всем недовольным проверить этим тончайшим из всех показателей
состояние своей собственной совести. Пока большинство находит терпимым сохранять
свое отношение к женщине на животной ступени, до тех пор и вся жизнь не может
подняться и очеловечиться, потому что в этом корень и основа общественной этики.
Пока человек в своем отношении к женщине (и обратно) стремится к собственной усладе,
он еще не поднялся на человеческую ступень. На человеческой ступени животная страсть
преображается в личную любовь, которая стремится прежде всего к счастью и
удовлетворению любимого существа и лишь через это счастье и удовлетворение получает
свою усладу. На следующей, высшей, ступени личная страсть уже не в состоянии
удовлетворить расширившееся и просветленное сердце: на этой ступени страсть
преобразуется в сверхличную любовь, чаще всего к божественному Идеалу, иногда к
человечеству, ко всему миру. Сила, верность и блаженство этой преображенной страсти
превышают личную страсть настолько же, насколько последняя превышает животную.

В поэме “Иоанн Дамаскин” дается намек на силу и восторг такой сверхличной страсти;
здесь перед нами уже победитель, переплавивший все личные влечения в одну
необъятную радость достигнутого слияния частичной своей жизни с жизнью всего мира.
“О если б мог всю жизнь смешать я, всю душу вместе с вами слить… о если б мог в мои
объятия, я вас, враги, друзья и братья, и всю природу заключить!” А далее поэт выражает
пламенное стремление любящего сердца, его жажду отдать себя; он говорит: “Зачем я не
могу нести, о мой Господь, Твои оковы, Твоим страданием страдать и крест на плечи Твой
приять и на главу венец терновый! О если б мог я лобызать лишь край святой Твоей
одежды, лишь пыльный след Твоих шагов, о мой Господь, моя надежда, моя и сила, и
покров… Тебе хочу я все мышления, Тебе всех песен благодать, и думы дня, и ночи
бдения, и сердца каждое биение, и душу всю мою отдать!”

Не отражением ли этого чистого восторга служат лучшие земные переживания человека,
его жажда отдать себя, свои силы, свою нежность и “сердца каждое биение”, которые он
воспевает на заре чистых радостей своей первой любви. Это те моменты, когда человеку
удается на мгновение разрушить стены, отделяющие его личное я от жизни другого я, —
моменты, которые дают лишь слабое понятие об огненной силе, могучей полноте и
блаженстве истинной жизни, когда индивидуальность сливается с жизнью остального
мира и, содрогаясь от ее безбрежности, принимает в свои объятия “и в поле каждую
былинку, и в небе каждую звезду!”

СОДЕРЖАНИЕ:

От редакции
Введение
Часть І. Мировоззрение Востока и Запада
Часть II. Материализм и идеализм
Часть III. Единство человечества
Часть IV. Идеалы Востока и Запада
Часть V. Путь Выступления и Путь Возврата
Часть VI. Необходимость внутренней культуры
Часть VII. Психология русской души
Часть VIII. Страдание
Часть IX. Вибрации мысли
Часть X. Значение земной жизни для эволюции человека
Часть XI. Влияние космических вибраций
Часть XII. Круговорот жизни
Часть XIII. Эволюция человека
Часть XIV. Совершенствуется ли нравственность?
Часть XV. Внутренний смысл разделения людей на сословия
Часть XVI. Отношение к животным
Часть XVII. Болезни
Часть XVIII. Аскетизм
Часть XIX. Аскетизм монаха и аскетизм оккультиста
Часть XX. Аскетизм йога
Часть XXI. Радость
Часть XXII. Красота
Часть XXIII. Труд
Часть XXIV. Характер труда в будущем
Часть XXV. Самоубийство
Часть XXVI. Любовь между мужчиной и женщиной
Часть XXVII. Человек — малая Вселенная
Часть XXVIII. Исторический процесс
Часть XXIX. Новый Завет: ответственность за наши мысли и чувства
Часть XXX. “Вихрь Бытия”
Часть XXXI. Русская революция
Часть XXXII. Мировая катастрофа
Послесловие