Художественный руководитель Московского академического театра сатиры Александр Ширвиндт. © / Сергей Пятаков / РИА Новости

С чистого листа

Валентина Оберемко, «АиФ»: Александр Анатольевич, напомню вам одно из наших прош­лых интервью. Тогда начинался год Лошади. Вы сказали, что на работягу – Лошадь можно надеяться. Но в тот год обвалился рубль – Лошадь подвела. Сейчас наступает год Красного Огненного Петуха…

Александр Ширвиндт: В наш безумный век у нас всегда зыбкая предновогодняя надежда на очередного несчаст­ного животного из гороскопа. Каждый год придумывают, что же может подарить грядущий зодиак. Так вот я думаю, что петух очень подозрителен. Во-первых, он красный. «Пустить красного петуха» – это же пожар! Правда, петух – это всё-таки элемент рассветного кукареканья. Значит, мы надеемся на пробуждение в прямом и переносном смысле. К тому же петух – птица, которая не летает, но при этом крылья есть. А с крыльями есть надежда, что к концу года наш петух взлетит… Главное, чтобы по пути не клюнул нас в …

Вообще, когда есть надежда – это хорошо. Дефицит и надежда – стимулы существования. Но, чтобы надежды сбывались, надо что-то делать, а не надеяться на петуха.

- В Новый год многие пытаются начать жизнь с чистого листа. А вам часто приходилось начинать жизнь с чистого листа?

– У меня его никогда не было. Всё время на листе было уже что-то накалякано, напачкано, поэтому приходилось начинать с середины листа. А это трудно. И потом, каждый раз «начинать с чистого листа» – в этом есть колоссальный эгоцентризм: всё отмести и начать сначала. А шлейф предыдущих испоганенных листов куда деть? Выбросить? Это надо иметь большую силу воли и бессовестность.

Погоня за идеалом

- За Трампа, ставшего новым президентом США, наши люди болели, наверное, даже больше, чем за наших спортсменов. Получается, что наши надежды связаны и с ним тоже?

– Можно и на него понадеяться для разнообразия. Он артистичный, нахальный. Он артист, это видно. А без шоу мы не можем.

Вообще же я с заграницей в сложных отношениях. Страшно сказать: я нигде не могу находиться больше двух недель. Доказано практикой! Были первые выезды артистов из СССР. И мы с Державиным ездили несколько раз обслуживать ограниченный контингент советских евреев в Германии, Америке, Израиле. И вот как-то идём мы по Монреалю. Жара. Едет огромный, старый, открытый «шевроле», бока у него ещё деревянные были. Там сидит большая компания весёлых людей. Увидели нас, остановились и кричат: «Ой, Ширвиндт, Дер­жавин! Слушайте, не морочьте себе голову, оставайтесь!» И уехали.

Так вот, мы не морочили себе голову – и возвращались. Как бы пафосно ни прозвучало – это патриотизм. Сейчас не знают, каким способом его прививать: то ли Церковью, то ли новым комсомолом, то ли спортивными лагерями. Ничего не получается! Потому что патриотизм – он эмбриональный, он в крови, он не от пунктов партийной программы возникает.

В царской России был патриотизм квасной, в Совет­ском Союзе – смысловой, идеологический. А сейчас, когда всё размыто и мы не знаем, какой строй строим и даже в каком строе живём, патриотизм стал абсолютно философским параметром.

- Может, патриотизму мешает приживаться постоянная оглядка на Запад? Даже у вас в театре две последние премьеры – по Хемингуэю и «Никогда не позд­но» по американской пьесе.

– Моноспектакль Фёдора Добронравова «…И море» по Хемингуэю – парад высочайшего актёрского мастер­ства. А «Никогда не поздно» – спектакль о нашем фитнес-существ­овании, которое сегодня заменило беседы, застолья, дружеский преферанс. Все, задыхаясь, гонятся за идеальным состоянием тела и вечной молодостью. Это первое. А второе, о чём говорится в этом спектакле, – возрастные перепады личных взаимоотношений в 20-30-40 лет. Сторонники подобных конт­растов утверждают, что это бодрит и дико освежает! Я завидую, но лично уже не потяну. Поэтому перенёс на сцену.

А про оглядку на Запад… Перекупленные телевизионные проекты, многолетние игры – всё это калька с западных передач, некоторые, правда, перелопачены на наш ландшафт. Это всё нам вдалб­ливается. Самая страшная пытка Средневековья, когда человека приковывали и ему на темечко по капле капала вода. Через какое-то время эта капля становилась убийственно страшной. 

Шквал пёстрых телекриков и одна длинная громкая анти­мелодия, называющаяся «­Евровидением», – всё это бесконечная потеря российского менталитета. Мюзиклы, например, – это же не наше! Водевиль, скоморохи, комическая опера – всё это было в России. Но теперь бесконечные мюзиклы. На Бродвее делают мюзиклы так же, как негры играют в баскетбол. Мы не можем так играть в баскетбол и не можем так делать мюзиклы. Не наше! Городки, бани, прорубь, зарывание в снег после самогона – это да. А вот эти все резинки, тренажёры и пр. – это оттуда. Иногда посмотришь и подумаешь: «Ну, всё, х­ана, конец света!» Но порой я еду в театр мимо, например, Музея Пушкина или Третьяковки и вижу: кругом слякоть, …, жуть, а на улице стоит огромная очередь на Рафаэля, Айвазов­ского или Серова. Когда по этой очереди проводишь глазами, видишь, что это не фитнес-люди. Значит, они есть, просто их не видно.

«Они есть»

 – Зато хорошо видно других – ту же «золотую» молодёжь, гоняющую по столице на дорогих машинах. Вы ведь тоже были «золотой» молодёжью. Тоже так о себе заявляли?

– Мы не поджигали дома, не гоняли на автомобиле «Победа» вверх по улице Горького, сшибая прохожих. Но пар-то выпускать надо было. Так что мы придумывали для себя какие-то игры. Например, сажали самолёты около «Шереметь­ево». Руководил посадками Марк Анатольевич Захаров. Тогда «Шереметьево» не было так забаррикадировано. Там был забор, взлётно-посадочные полосы, а дальше – лес. Мы приезжали в этот лес, разводили три костра. Самолёты заходили над нами на посадку, а Марк на те, которые ему почему-то не приглянулись, махал руками и кричал: «Кыш, кыш, кыш о­тсюда!»

Наш экстремальный спорт тоже был скромным. Две машины тихонечко ехали рядом, задние окна открыты. А Андрюша Миронов во время движения перелезал из окна одной машины в окно другой. У нас, водителей, была задача – чтобы он переполз целым.

- А на тех детей с супер­возможностями, которых теперь в разных передачах показывают, надежда есть?

– В одной такой программе я видел девочку, которая крутит головой, как перископом. И трёхлетнего мальчика, который наизусть знает весь глобус. В зале сидят родители, чьё тщеславие бесконечно. А их дети лишены детства. Где двор с песочницей, строительство замков и снежных баб?.. Где полные штаны? Кстати, это высчитано не сегодня и не вчера, что вундеркинды очень редко становятся нобелевскими лауреатами.

Но мне кажется, что основная часть нашей молодёжи имеет перспективы. Это как очередь в музей. Таких молодых людей не видно, но они есть. И именно они дарят надежду.

Источник:  Еженедельник “Аргументы и Факты” № 52 28/12/2016

фото Владимира Федоренко / РИА Новости

Александр Ширвиндт: «Нашему менталитету кризис ближе, чем достаток»

В Челябинске с гастролями побывал Московский академический театр сатиры во главе со своим худруком Александром Ширвиндтом. Корреспондент «АиФ-Челябинск» поговорил с ним о кризисе, сатире и о фильме «Ирония судьбы».

Сколько развелось сатириков?

Наталья Зверева, «АиФ-Челябинск»: Александр Анатольевич, вы ведь в Челябинске не впервые?

Александр Ширвиндт: Нет, конечно. В Челябинске я пятый раз, а первый был, когда вы ещё три раза не родились. В 1959 году вы ведь ещё не родились? Вот в 59-м и был.

- В нашем городе вы представили спектакль «Орнифль», в главных ролях вы с актрисой Верой Васильевой. Вам уже 81 год, а Вере Кузьминичне – 90. Не думали освежить состав?

– Пока нет. В этой пьесе Ануя заложено, что персонажи должны быть несвежими. Там сказано: «Господь отворачивается от людей старше 70». Я старше 70. Конечно, играть до упора молодых героев нельзя. В прошлом сезоне я снял с репертуара спектакль «Кабала святош», потому что я играл в нём 53-летнего Мольера. А играть 53-летнего, когда тебе самому уже 80? Как-то стыдно.

- Как худрук Театра сатиры, вы должны иметь своё мнение относительно того, что сегодня называют сатирой.

– Да уж, сатириков в наше время развелось море. Нельзя, нельзя печь сатирические шоу как блины! Хотя встречаются ведь очень способные ребята. Я, например, следил за возникновением «Уральских пельменей», знаю, что это дико трудолюбивая компания. Но когда они начинали, всё у них было мило, красиво и азартно, а сейчас они превратились в таких нахально-профессиональных мастодонтов. Вспоминаю себя в их возрасте и наше пребывание на телевидении, когда, прежде чем сказать слово, нужно было тысячу раз подумать, можно ли его говорить. Да, мы ухитрялись при этом шутить, но у нас не было такого раскрепощения, порой доведённого до абсурда!

Я очень люблю Юру Гальцева, Колю Баскова, Ваньку Урганта, все они патологически одарённые люди. Я говорю им только одно: не лезьте всюду, нельзя! Помню, Мишке Полицеймако набили морду в передаче «На ринге». Я ему говорю: «Мишенька, морда – это же твой хлеб! Чё ж ты лезешь, раз не умеешь?!» Нет, лезет, лишь бы себя показать! Возьмите Максима Галкина – ведь какой умница! Но зачем так распылять свою суть? Зачем стоять и судить непрофессиональные ледовые побоища артистов?! Какой телеканал ни включишь – бесконечные жюри. Сидят в жюри целыми днями. Есть люди, которые переползают от одного жюри к другому. Не осталось места, где бы не сидели Гусман или Геночка Хазанов…

За что подвесили Вассу?

- В своё время Театр сатиры был рекордсменом по количеству запрещённых спектаклей. Сегодня о временах строгой цензуры забыто напрочь?

– Было бы что запрещать. Драматургии сегодня нет. Мне, конечно, не нравится, когда талантливые молодые режиссёры наизнанку переворачивают классику. Мне не интересно, когда всё время за ж…пу подвешивают Вассу Железнову. В марте наш театр устроил конкурс на драматическое сатирическое произведение. Пришло 97 пьес, из них до третьей страницы можно было дочитать только десять. Вот такая жуть. У нас огромная талантливая страна, но где эти Салтыковы-Щедрины и Гоголи?! Их нет, и это ужасно.

- Александр Анатольевич, не за горами Новый год, поэтому не могу не спросить про «Иронию судьбы», хотя понимаю, что подобные вопросы вам, скорее всего, изрядно надоели.

– Валяйте смело. Я даже кокетничать не стану: не надоел мне ни этот фильм, ни всё то, что с ним связано.

- Вы могли себе представить, когда участвовали в съёмках, что лента станет эпохальной?

– Нет. Мы просто хотели подарить людям праздник, совсем без политики, что по тем временам было немало, хотели, чтоб лента получилась весёлой, доброй, вот и весь замах. Всё остальное – случай, везение. Бывают фильмы, где узнаваемы актёры, бывают – режиссёры, их почерк, творческая манера, а в этой ленте – точная узнаваемость советского, да и нынешнего российского быта. Потому он так любим и сегодня, потому и лёг так на души людей.

- В вашей жизни Новый год – значимый праздник?

– А я сегодня только и отмечаю, что дни рождения оставшихся в живых друзей и Новый год. Поэтому Новый год для меня главный праздник. По молодости были у нас какие-то шуточные тусовки постоянные, а сейчас всё это ушло. Добраться бы до дачи, встретиться в кругу семьи да досидеть до середины «Огонька», чтоб только сил хватило, – такие нынче праздники.

- В «Иронии» герои напиваются в бане. А вы сами-то баньку любите?

– Очень люблю. Но меня уже, знаете, иногда пускают, иногда нет. Вот недавно попробовал, зашёл, а потом долго думал, выйду или не выйду.

Когда съедим сырок «Дружба»?

- Вот вы жалуетесь на возраст и здоровье. А мы привыкли вас видеть с трубкой. Вы курить бросили?

– Бросал несколько раз, недавно опять запретили. Я собрал полное собрание сочинений анализов мочи и поехал к какому-то академику, к которому меня сын записал. И вот академик спрашивает: «Сколько вам лет?» – «Да вот, говорю, 400 будет». – «Мы, значит, ровесники, я младше вас на год». Когда он увидел мою папку анализов, взмахнул руками: «Умоляю, уберите!» Мне это уже понравилось. «А что у вас?» Я говорю: «Во-первых, коленки болят утром». – «А у меня, наоборот, вечером. Что ещё?» – «Одышка». – «Ну, это нормально». – «Я стал быстро уставать». – «Правильно. Я тоже. В нашем возрасте так и должно быть». И я успокоился. Раз уж академик медицины чувствует себя так же, как и я, то о чём тогда говорить? На прощание я сказал, что бросил курить. Он посмотрел на меня через золотые очки: «Дорогой мой, зачем? В нашем возрасте ничего нельзя менять и ничего нельзя бросать. Доживаем как есть». Я поцеловал его в грамоты и ушёл. Гений! А если бы он стал читать мою мочу…

- Вернёмся к репертуарному театру. Какие времена сегодня он переживает? Видимо, нелёгкие, если на официальном сайте Театра сатиры размещено объявление об отмене сразу нескольких спектаклей во второй половине ноября.

– Просто у нас грядёт премьера, понимаешь? Мы отменили три детских спектакля и два взрослых не из-за каких-то катаклизмов, а чтобы можно было спокойно репетировать.

До вас мы были в Екатеринбурге. Я смотрел телевизор в номере – всё время шла бегущая строка, и я насчитал аж шесть объявлений о приездах антреприз. Борьба с антрепризами – это горе. Казалось бы, люди уже должны обожраться созерцанием двух стульев на сцене и трёх якобы звёзд. Ан нет! С театрами, сегодня, конечно, перебор. Но и это понятно: все хотят жить. Времена-то тяжёлые, что тут скрывать. Кризис. При этом сверху идёт чёткая установка: не сеять панику, не волновать людей понапрасну. Тебе заплатили зарплату в полтора раза меньше, а ты ходи радостный, словно проявил сознательность и накупил гособлигаций. Подобное уже было в нашей истории.

Я очень надеюсь на кризис. Мне кажется, он ближе нашему менталитету, чем достаток. Когда настроили плечо в плечо особнячков, наставили у подъездов «хаммеров» – Россия потеряла лицо. А сейчас надо потихонечку возвращаться к частику в томате и сырку «Дружба»… Ведь это было не так давно. И вкусно.

Досье

Александр Ширвиндт. Родился в Москве в 1934 году в семье скрипача, его отец играл в оркестре Большого театра. В 1956-м окончил Театральное училище им. Б. В. Щукина и был принят в труппу Театра-студии киноактёра. В 1957 году поступил в труппу Театра им. Ленинского комсомола и зачислен в штат киностудии «Мосфильм». С 1969-го – актёр Московского драматического театра на Малой Бронной. С 1970 года – актёр Московского академического театра сатиры. С 2000-го до настоящего момента является художественным руководителем Московского академического театра сатиры.

Источник:  АиФ-Челябинск №48 25/11/2015